нужны современному российскому обществу такие передовые, креативные и порядочные люди. Это я снова о себе любимом. У молодых недостаток жизненного опыта с лихвой компенсируется гиперактивностью. В поисках выхода из создавшегося положения молодёжь успевает получить шишки у всех дверей жизни. Правда за это время умудрённый жизненным опытом человек порой даже не успевает решить в каком направлении ему двигаться. Я был молодым и легко ввязывался в любые авантюры, не задумываясь о шишках и вообще о последствиях. Помыкавшись целый год в состоянии непрерывного поиска, я плюнул на всё, перевернул очередную страницу своей жизни и умотал к двоюродной тётке в Москву. Или к троюродной? Идею с тёткой подсунула мне мать, считающая, что без родственных связей устроиться в столице неимоверно трудно, вернее невозможно. Родственница по доброте душевной совсем недорого, всего за двадцать тысяч, сдала мне койко-место в своей хрущёбе. Но в тот день мне было не суждено проверить качество тёткиных услуг. Это был памятный для многих день – 15 июля 2014 года. Вагон метро, в котором я ехал к своему койко-месту в Кунцево, в один миг решил стать воздушным транспортом. Он оторвался от рельсов, вздыбился, бросился на стенку тоннеля и развернулся поперёк движения всего состава. Раздался страшный скрежет, звон лопавшихся стёкол, визг, крики. Всё завертелось в вагоне вместе со мной, полетело, закувыркалось, искорёжилось, вляпалось ватой мозга о препятствие и заткнулось. В некоторых случаях навсегда. На время меня поглотило полное ощущение ирреальности происходящего. Пришёл в себя я в тот момент, когда понял, что лежу на какой-то брюнетке, заваленный сверху телами людей, раскуроченными сиденьями, сумками и огромным станковым рюкзаком неизвестного мне туриста.

Девушка открыла глаза и спокойно произнесла:

– Заметь, это ты на меня свалился, а не я.

Это была она – рыжая блонди по имени Снежок. Только на этот раз без парика, а с короткой причёской собственных тёмно-каштановых волос.

Я почувствовал себя героем водевиля, затем трагедии, детектива и в конце концов – фарса. Столь переменчивые ощущения загипсовали мой рот наглухо.

– Что молчишь? Рад нашей новой случайной встречи?

Случайной? Насколько она была таковой? В прошлый раз я тоже поначалу так считал. Но потом оказалось, что всё в той ситуации было продумано до мелочей чьим-то циничным, опытным умом. Впрочем, здравомыслие быстро вернулось и завладело моим сознанием. Не устроила же девушка ради нашей встречи теракт в метрополитене? Конечно, нет. Я же не Генсек и не президент Всея Руси. Свалился я, видите-ли на неё. Это ещё кто на кого свалился. Господи, что мне теперь ждать от этой новой встречи? Ничего хорошего. Но надо признать – она дьявольски хороша. Даже в травмированном виде. Эта болезненная бледность её лица напомнила мне панночку из «Вия». Вспоминал ли я о Снежке этот год хоть раз? Конечно, нет!!! Не вспоминал. Ну, может, разок-другой. Впрочем, вру. Я о ней постоянно думал. Что я думал? Наверное, обмусоливал непоправимые обиды, нанесённые моему самолюбию. Да!!! Нет, опять лукавлю. Просто приятно было вспоминать, какая она симпатичная…, привлекательная…, милая…, красивая. Ну вот, ты опять растаял. Ты же обещал сам себе больше о ней не думать. Я бы и не думал, но видно, судьба у меня такая. Не могла наша встреча быть случайной. Раз никто из физических лиц её не мог организовать, значит, её организовал сам бог. Бог? Ну, не бог, а кто-нибудь из его приближённых. Хорошо, хорошо, согласен – это козни дьявола. Но мне в тот момент от этих козней было невероятно приятно. И я расчувствовался:

– Снежок, – неуверенно выдавил я.

От предвкушения неизбежной бездны моего падения губы спеклись и отказывались слушаться. Я размял их и продолжил:

– Эй! Чего молчишь?

Девушка не отвечала. Её глаза были закрыты.

– Снежана!

А в ответ тишина.

– Да, блин, наглая твоя рожа! Ответь! Ты не померла?

Ноль реакции на мою грубость. Наконец я додункал, что она потеряла сознание. На меня тоже нахлынула нестерпимая боль, пронзая всё тело, но особенно голову. Тем не менее, я нашёл в себе силы раскидать вещи, встать на колени и попытаться вытащить «чертовку» из завала. Она застонала, открыла глаза и прошептала:

– Больно, нога…

Только тогда я сообразил, что она могла серьёзно пострадать. Мне не было видно её ног. Когда я расчистил пространство, то обнаружил, что её красивые длинные конечности переплелись с искорёженными металлическими поручнями в тугой, непонятно как закрученный узел. Бедная девочка, ей невероятно больно! Вместе с очкастым дохляком, очевидно студентом-бюджетником, я кое-как сумел освободить её ноги из хватки металлического спрута. Моё желание изобразить из себя киношного героя и вынести девушку на руках на поверхность земли, где сотни спасателей, репортёров и врачей с восхищением бросятся мне на помощь, уперлось в стандартную надпись метрополитена. Помните трафарет на дверях – «Нет выхода». Вот то-то и оно. Из искорёженного вагона тоже не было выхода. Удивительно вообще, что внутри этого короба смерти осталось хоть какое-то пространство. Не буду рассказывать, что я думал в следующий час-полтора, пока нас не «извлекли из-под обломков». В этом мало интересного. Скажу только, что те, кто остался жив в этом кровавом месиве, до сих пор вызывают во мне только уважение и гордость за человеческий род. Все, словно одна семья, не ноя и не истеря, помогали друг другу всем, чем можно. Делились водой, накладывали самодельные шины, подбадривали друг друга словом. Но и, конечно, вытаскивали всех тех, кто пострадал неизмеримо сильнее.

Когда нас спасли, неожиданно для себя я почувствовал, что краски мира расплываются перед глазами. Мне стало так плохо, что сознание на время покинуло меня. Последнее, что выхватил взгляд – были нежные прозрачные глаза Снежка. Она лежала на носилках и смотрела прямо мне в душу. В этот миг я осознал, что люблю её. Не просто люблю. Не знаю, как выразить свои чувства. Я просто сошёл с ума от любви к ней. Кошмар! Катастрофа! Нормальной жизни конец! Но это было так. Моё сердце вырезали, покрасили в розовый гламурный цвет, надули гелием, привязали нитку и отдали ей в руки – можешь делать, что хочешь. Хочешь – проткни сразу, порви в клочья, а хочешь – поиграйся и отпусти в небо.

Я лежал в палате и ничего не делал, не обращая ни на кого внимания. Ни на санитарку, которая ежедневно татуировала мою задницу посредством шприца, ставила капельницу и измеряла температуру. Ни на дознавателя, который задавал вопросы о событиях, предшествующих крушению поезда. Ни на соседей по палате, которые подшучивали надо мной, предлагали помощь и приглашали сыграть в картишки. Я просто лежал, смотрел в потолок и слегка улыбался краешком губ.