– Привет, Марк, – сказал он. – Летаешь тут?
– Привет, Иван, – сказал я, принимая передок салазок и направляя его в шахту, которую только что прошёл. Иван громко дышал.
– Где тебя так почернело? – спросил я, сторонясь.
– Да глянул тут одну подпалубу, – ответил Иван, проплывая мимо.
– Порядок?
– Пока да.
– Проходи, я за тобой шлюзану.
– ОК.
– Марк, ты идёшь? – услышал я Дьяка.
– Через минуту.
– Иди прямо в пост «воздух».
– ОК. Нота, к связи.
– Соператор.
– В течение ближайших минут бросай там всё и приготовься к взаимодействию с постом «воздух».
– Есть.
– Что-нибудь положительное можешь нам всем сказать по обстановке?
– Мы там, куда шли. Дрейф незначительный, порядка восьми в секунду. Больше ничего, мальчики.
– И на том спасибо, что мальчики… – проворчал то ли Голя Астрицкий, то ли Дьяк.
Люк поста «воздух» был задраен без дожатия. Я не стал нудить: всё остальное, что тут можно было сделать в одиночку, Дьяк сделал отлично. Агрегат заряжен, пульты контроля системы вентиляции сияли чистой зеленью, а пена была убрана так, будто её здесь никогда и не водилось. Не один я знал, как заметать мусор под ковёр. Контролировать здесь мне было нечего, но я всё-таки проплыл над пультами, осмотрел агрегат, Дьяк сидел на «насесте», держась за луку.
– Всё ОК, – сказал я, подплывая к нему. – А куда ты дел пену?
– Убрал, – с интонацией, обычно сопровождающей пожатие плечами, ответил Дьяк. – Как ты?
– Нормально. Слушай, давай хватит пока, а? Давай подумаем об этом позже. – Выбора так и так нет. Ладно. Командуй.
Я примостился на вторую табуретку, завёл на бёдра скобы.
– Закрепись, – приказал я Дьяку, тот подчинился.
– Внимание, «Сердечник-16». Приготовиться к подаче атмосферы в отсеки. Соператор, доложи готовность к взаимодействию со мной.
– Готова, контроль полный.
– Пара ЭТО, определитесь по местоположению.
– Я ЭТО-один, камера контроля 35–11, центр, секция 11.
– Я ЭТО-второй, на бакборте, подпалуба секции 12а.
– Самочувствие?
Им было хорошо.
– Внимание, «Сердечник-16», обезопаситься от столкновения с незакреплённым оборудованием. Закрепиться всем на подачу давления в отсеки. Доклад по выполнению команды.
– Соператор, готова.
– Первый ЭТО, закинулся.
– Второй ЭТО, минуту… Я готов.
– Второй ЭТО, повтори, неотчётливо.
– Я ЭТО-второй, готов к подаче давления в отсеки.
– Внимание, «Сердечник-16». Старт операции – 05.50. Исполнитель первый с поста «воздух» в паре с врачом при взаимодействии с соператором. Давление посекционно, до половины на секцию, начиная от носа, в отсеки – подать! Тепло подать!
– Первая пошла, – произнёс Дьяк.
– Вижу давление, – сообщила Нота. – Повышение температуры до минус пятьдесят.
– Медленнее с теплом, Дьяк, запаримся в отсеках, – посоветовал Купышта.
– Понял, медленнее с теплом. Поправил. Так, готов к передаче атмосферного контроля на автоматический робот-сервис первой секции.
– Соператор, разрешение, – сказал я.
– Первый сервис готов принять контроль.
– Марк?
– Давай.
– Передан контроль на робот-сервис первой секции.
– Взял атмосферу сервис-раз.
– Вторая пошла, – предупредил Дьяк.
– Не спеши, – сказал я. – Куда ты торопишься?
– Жить и, далее, чувствовать… – проворчал Дьяк.
Я промолчал.
– Даю вторую.
– Давай вторую. Нота?
– Поддерживаю. Сервисы два и три последовательно готовы перейти на контроль автоматически.
– Готов стартовать программу, – сказал Дьяк.
10.06.01.01 MTC давление в секциях 1, 2 и 3 «ствола» титана достигло половины от нормы, температура подбиралась к нулю по Цельсию. Влажность беспокоила, конструкции кое-где пошли потеть. Справимся.
– Нота, ты как сама? – спросил Дьяк.
– Хорошо.
– Готовься к контакту с внешней средой.
– Готова.
– Я врач, оцениваю ситуацию в пределах первой секции как достаточную для поддержания метаболизма человека. Соператору, без поддержки, открыть шлем.
– Есть. Открываю шлем. – Тембр голоса Ноты изменился. – Открыла шлем. Дышу, греюсь. Парит в рубке незначительно.
– Отлично. Загерметизируйся, отмахни… («Сделано, в шлеме соператор…») Марк, всё, ставлю атмосферу на автоматику, – сказал Дьяк.
– Не возражаю. Сиди тут, смотри, слушай. Сними с нас скафандры. Я иду в трюм, гляну, как там наши.
– Э-э…
– Что, Дьяк.
– Ничего. Понял тебя.
Я свёл с бёдер скобы, толкнулся к выходу. В коридоре парило. Сквозь пар я добрался до поворота на трюм. Шлюз блестел как новенький: пену убирал Дьяк. Трюм был кубов в четыреста, как раз на семиярусный рэк. К станине рэка дорога была убрана прилично. Семь блинов-контейнеров стояли в рэке, удобная лесенка вертикальным зигзагом проходила через шлюзы их. Трюм подсвечивали четыре рампы, светло было, как на солнце. Я и сам не знал, зачем я сюда пришёл, что означали мои слова «гляну, как там наши». Выведение из наркаута – штука сугубо автоматическая, внутрь контейнеров проникать без смертельной необходимости, да ещё не будучи лицензированным врачом, запрещено. Да не знал я, зачем сюда пришёл. Но я знал, что никто не должен узнать, что я этого не знаю. Я остановился у цоколя рэка. В трюм поступала атмосфера. Судя по моим приборам, дышать я уже мог бы и без шлема, а Цельсий был минус тринадцать, я слышал, как Нота, а затем и Иван Купышта потребовали от врача разрешения снять шлемы и перчатки, и разрешение Дьяк дал. Я стоял под рэком не менее двадцати минут, и меня никто не окликнул. 48.06.01.01 МТС в носу, в центре (до распределителя объёмов Главного), по штирборту (до третьей секции включительно), по бакборту (до второй), установились: давление от пятисот семидесяти миллиметров и кое-где выше, температура одиннадцать тире шестнадцать тепла, приборы начали регулировку влажности, а в рубке даже включился ионизатор. Снял шлем Голя Астрицкий, застрявший над какой-то нестрашной утечкой в подпалубе. Я молчал, мне было нечего сказать, всё шло хорошо.
– Здесь первый, порядок в трюме, – сказал я вдруг.
– Я уже собирался тебя искать… – проворчал Дьяк. – Группа, самочувствие.
ОК.
– Ладно, – сказал Дьяк. – Шесть часов на ногах, четыре часа, как мы живём на себе. У меня голова от слабости кружится. Предлагаю поесть и попить. То есть не предлагаю, а приказываю.
– Голя, как с водоснабжением? – тотчас спросила Нота.
– Почему все всегда считают, что женщины более чистоплотны, чем не женщины? – спросил Иван Купышта.
– Потому что от них (…)[5] (…)[6] (…)[7], – сказал Голя Астрицкий. – Ноточечка, к рубке я водичку подам. Пары литров тебе хватит?
– Мне – хватит! – высокомерно сказала Нота. – А тебе и в ванне не отмыться!
– Что такое ванна? – спросил Голя.
Мы все расхохотались, даже Дьяк. Даже я.
– ОК, группа, обед, гигиена, – сказал я. – Собираемся в комнате отдыха при рубке. Не бросайте всё как есть, всё доделайте. Кстати, дева наша, обойдётесь обтиранием. Пусть двух литров хватит на всех.
Я как-то и забыл: перед смертью нас побрили налысо. В подшлемниках и тем более шлемах все казались знакомыми и привычными, но во время обеда я всё время ловил себя