Собственно, с этих видеозаписей все и началось. Когда Владу попала видеокассета, он поклялся найти негодяя. Только плохо, что на экране хорошо были видны дети, однако почти не был виден сам извращенец.
Влад установил личность одного из пострадавших, чьи родители ночевали чаще в вытрезвителе, чем дома. Мальчишка подворовывал, бродяжничал, попрошайничал. Скитался по подвалам. И однажды напоролся на «дядю Георгия», как на нож.
Влад отыскал мальчишку в подвале пятиэтажки в Бутово, где тот жил еще с двумя такими же неприкаянными пацанами. Бедняжка опасался возвращаться домой и до дрожи боялся, что его снова найдет дядя Георгий.
Что было там, на даче кандидата в депутаты Георгия Николаевича Маничева, сорока лет от роду, неженатого, образование высшее, президента благотворительной ассоциации «Счастливое детство» и генерального директора общества с ограниченной ответственностью «Акраме», мальчишка говорить не хотел. Он вообще после подмосковной дачи стал заикаться. Его била дрожь. И он был голоден.
– Сейчас пообедаем хорошенько, – сказал Влад, держа его за руку и направляясь от подвала к своей машине. – Потом поговорим.
Они устроились в недорогом кафе. Мальчишка ел жадно. И молчал. Влад осторожно, стараясь сильно не бередить душевные раны, продвигался вперед, слово за словом.
И вдруг мальчишка разом выложил такое, от чего даже у видавшего виды оперативника голова пошла кругом.
Влад добился своего – в отношении Политика возбудили уголовное дело. РУБОП подготовил мероприятия по задержанию. И тут все пошло шиворот-навыворот. Охранники ООО «Акраме», которые добывали детей, исчезли из Москвы. При обыске у Политика видеотеки не нашли.
Дальше – больше. Влад не смог отыскать пацана, дававшего показания. Тот исчез из детского приемника-распределителя.
Через двое суток Политика выпустили из ИВС на Петровке, 38. Его встречала толпа адвокатов, журналистов и просто всякой рвани непонятного происхождения и рода деятельности.
Появились две статьи в центральной прессе и видеосюжет в телевизионной передаче о палачах-рубоповцах, которые по политическому заказу сделали все, чтобы снять с предвыборной гонки представителя демократических сил. И за Влада взялись всерьез.
Сперва он долго и нудно давал объяснения в прокуратуре строгим буквоедам, делавшим вид, что не понимают очевидных вещей. И однажды возбудили дело о превышении власти в отношении самого Влада.
– Что вы можете показать касательно заявлений гражданина Маничева? – повернулся Мокроусов к Владу.
– Вранье. Мы провели обыск на его квартире. Он чистосердечно раскаялся. Никаких денег не было. Пальцем я его не трогал. Все…
Протокол. Подписи.
– Вы можете идти, – голливудская улыбка была подарена следователем Политику.
Маничев встал. Обернулся к Владу. Пряча глаза, змеей прошипел:
– Я тебя предупреждал…
Действительно, предупреждал еще во время обыска. Визжал, что Влада раздавят, закопают, уничтожат, пока не получил по круглой наглой морде.
– Знаешь, поганка, – насмешливо посмотрел на него Влад. – Детские слезы неоплаченными не остаются.
– Хватит! – хлопнул ладонью по столу следователь. – Георгий Николаевич, вы свободны.
Политик поспешно вышел из кабинета.
– И что дальше? – спросил Влад. – Уговаривать «чистуху» писать будешь?
– Не буду, – нервно произнес Мокроусов. – Уже поздно для чистосердечных признаний.
В кабинете появилось двое сержантов, причем один с автоматом.
– Он. – Следователь указал на Влада. Так говорят «фас».
– Встать. Лицом к стене, руки на стену перед собой, – без особой уверенности выдал сержант, махая автоматом.
– Чего, стрелять в брата-мента станешь? – насмешливо произнес Влад, поднимаясь.
Сержант пробежал руками по одежде Влада. Вытащил из-за пояса пистолет Макарова. Следователь как завороженный смотрел на оружие. Он вдруг представил, что этот здоровяк-опер запросто мог его минуту назад расстрелять.
– Гражданин Столетин, вы задержаны по подозрению в совершении преступления, – оттарабанил Мокроусов, переведя дыхание, как будто его самого задерживали.
– Ты вообще на кого работаешь? – спросил Влад.
– На правосудие.
– Нет, следак. Ты работаешь на бандитов и извращенцев. А это грех большой…
* * *– Где же ты был, Одиссей, – прошептал Гурьянов.
Одиссей, бороздящий десятилетиями моря, участвовавший в жестоких битвах, набравший груз подвигов, однажды, возвратившись домой, видит, что это уже не его дом. И начинает считать потери.
В возвращении есть какая-то мистика. Гурьянов, возвращаясь раз за разом домой, обнаруживал эти самые потери. Они преследовали его, забирая самое дорогое. А еще, возвращаясь, он оставлял часть души в тех негостеприимных краях, куда кинули его злодейка судьба и приказ руководства.
Сколько он, беспокойный Одиссей, обошел стран. Сколько раз участвовал в боях, где разыгрывались судьбы планеты и ковалась история. Такая работа у начальника оперативно-боевого отдела одного из самых закрытых спецподразделений – отряда «Буран».
Открываешь потаенный ящичек, где хранится твое прошлое. И будто наяву видишь «Томагавки», крушащие жилые районы и военные объекты, заходящие на боевой заход вертолеты «Апач», ощущаешь смерть, витающую над горами.
И видишь самодовольные отъевшиеся рожи сержанта и двух офицеров армии США, один из которых был разведчиком, из-за которого и затевалась акция. Они искренне считали, что весь мир – это большой Голливуд. А агент ЦРУ, воспринимавший поездку с пересечением границы одной южной страны, как сафари, был полным болваном, так же как и его начальники. Посылать «секретоносителя» на такую экскурсию и надеяться, что с ним ничего не случится, – на это способны только янки. Тогда у Гурьянова была информация о времени и месте появления объекта. Штатовцы не успели понять, что произошло, как очутились в крепких руках русских спецов. Насколько знал Гурьянов, именно эта его операция позволила решить России ряд щекотливых проблем.
Вернувшись из той командировки, Одиссей понял, что его очаг остыл. Инга дождалась мужа, а потом спокойно заявила, что уходит.
– Мне все это надоело, – только и сказала она. – Я устала тебя ждать. Устала за тебя бояться. В конце концов, я просто устала.
– Инга, как ты можешь? – промямлил он.
– Ты мне не нужен. И детям не нужен…
Глухая стена непонимания между ними росла кирпичик за кирпичиком все последние годы. Расстались они странно, как чужие люди. Гурьянов, который без труда устанавливал оперативные контакты с людьми любой национальности, мог вызвать на откровение кого угодно, не в состоянии был найти общий язык со своей женой. Она уехала в Питер, к матери, забрав двоих сыновей-близняшек.
Потом опять были заброски в дальние страны, некоторые из которых у всех на слуху, а о других большинство людей даже не слышало. Но там везде велась вечная глобальная игра. Никита и его ребята возвращались с задания, не потеряв ни одного человека, оставляя за собой пожары, посеченные осколками, продырявленные пулями тела врагов.
И вот однажды, вернувшись домой из этого «погружения» – очередного локального ада, где приходилось играть роль то ли ангела небесного, то ли черта с вилами, он услышал на автоответчике настойчивое:
– Никита, ты мне нужен.
Брат очень редко просил его о чем-то. Слишком на многое они смотрели по-разному. Слишком много недоговоренностей, обид накопилось