— На Новый год я хотела бы забрать Полину к себе.
— Да неужели? А что так? Хочешь выставить ее как экспонат перед друзьями? Ох, брось, талантами наша дочь не блещет, у нее, к сожалению, аналитический склад ума, как у меня, — да, я язвлю, но это уже давно вошло в норму нашего общения.
— Олег! Я имею право провести с Полиной праздники! — требовательно заявляет Юля. — Да, мы с Сержем устраиваем небольшой вечер за городом, будут только близкие друзья, по-семейному, можно сказать.
— И что же будет делать Полина в твоем кругу? Кальян она не курит, не пьет алкоголь и совсем не разбирается в современном искусстве и ваших перфомансах.
— Ты утрируешь, Олег. Мы купили ей подарок. В общем, не хочу перед тобой отчитываться, я имею полное право ее забрать!
— Ты имеешь полное право посетить утренник двадцать седьмого числа и посмотреть, как твоя дочь танцует; еще ты имеешь право вручить ей подарок, который она ждет от тебя; и провести с ней несколько часов в детском кафе или у нас дома. Это все! Я не отпущу ее неизвестно куда, за город, в дом твоего неадекватного Сержа, и не позволю общаться с вашими шизанутыми друзьями! — отключаюсь.
Отшвыриваю телефон, отъезжаю в кресле назад, запрокидываю голову, пытаясь дышать ровно. Нет, я уже давно не питаю никаких чувств к бывшей жене. Переборол, перебесился, а иной раз кажется, что вообще обманывался и не любил ее. Ну, или, как сказала Юлия, у меня завышены запросы. Сейчас больше волнуют чувства дочери. Почему у нас «воскресная» мама — дочери я объяснил, как мог, стараясь не опустить Юлю в глазах ребенка. Но порой вижу, как Поле не хватает материнской заботы: женщины в доме, тепла, заботы, нежности. Для Юлии ребенок — игрушка, экспонат и что-то обременительное. Порой мне хочется придушить бывшую. Полине уже шесть лет, и она все понимает. Видит матерей подруг и соображает, что у нас неполноценная семья.
Настроение испорчено. Весь оставшийся день я не в духе, срываюсь на секретаршу из-за остывшего кофе и бракую проекты архитекторов. Кажется, в конце рабочего дня я получил смертельную дозу негатива, исходящую от подчинённых. Хреновый день. Мне хочется, чтобы он закончился. Если бы не заболевшая няня, я спустил бы пар с любовницей, а так обойдусь вином и музыкой.
Прохожу в детский сад, чувствуя, как нарастает головная боль. Сегодня явно не мой день. Плюнуть, что ли, на все и улететь с дочерью на праздник куда-нибудь в Европу, там как раз проходят Рождественские ярмарки, и царит особая атмосфера. Юля, будь она неладна, назло не даст разрешение на выезд. Хотя я знаю, как и на что надавить, чтобы ее убедить.
Все дети одеваются возле своих шкафчиков, а Поли нет. Странно, она обычно самая первая спешит домой.
— Олег Андреевич?
Оборачиваюсь и вижу молодую девушку, новенькую воспитательницу.
— Да.
— Зайдите, пожалуйста, — просит она и опускает взгляд, словно в чем-то провинилась. Забавно.
Прохожу с девушкой в комнату для игр, где на маленьком стульчике сидит моя Поля и рассматривает свои сандалии, а рядом с ней мальчишка с царапиной на щеке, весь зареванный. Нетрудно догадаться, что это Полиных рук дело. Рядом с пацаном бегает мамаша и причитает, прикладывая к его царапине ватный тампон.
— Что случилось? — привлекаю к себе внимание. Поля поднимает на меня глаза и смотрит умоляюще, комкая свое платье.
— Посмотрите, что сотворила ваша дикарка! — нервно кидает мне мамаша, осматривая недовольным взглядом. Сжимаю челюсть, сдерживаюсь. Я точно знаю, что моя дочь никогда не ударит первой.
— Полина, это сделала ты?
Дочь открывает рот, но воспитательница ее перебивает:
— Олег Андреевич, она…
— Помолчите, пожалуйста, я хочу послушать свою дочь! — обрываю девушку. Слишком резко, но я на взводе. Девушка опускает глаза так же, как Полина. Совсем молоденькая, только после института. Опыта, так понимаю, никакого. И за этот детский сад я плачу немалые деньги.
— Да, это я, — выдыхает моя дочь.
— А я вам что говорю, думаете, мы будем врать! — верещит мамаша. Игнорирую ее, словно пустое место. Глаза моей девочки наливаются слезами, но она держится, стараясь не плакать.
— Почему ты так поступила? — спокойно спрашиваю я.
— Потому что он обозвал меня.
— Как? — Поля бормочет под нос что-то невнятное.
— Не ври, мой Кирюша не мог такое сказать! Мы так не выражаемся в семье! — перебивает ее женщина, и я глубоко дышу, чтобы не нагрубить.
— Поля, говори!
— Туртушка! — с обидой повторяет Полина и стискивает кулаки.
— Да мой Кирюша и слов-то таких не знает. Она врет! — продолжает истерить мамаша.
— Я нисколько не оправдываю Полину, но ваш сын, и правда, повторил это слово много раз, дразня. Пока Полина не кинула в него игрушкой, — встревает воспитательница.
— Ну а что же вы, как педагог, не решили этот конфликт без травм?! За что мы вам платим деньги! — уже начинает откровенно орать женщина, усиливая мою головную боль. Кажется, я сейчас взорвусь и построю этих женщин.
— Извините, пожалуйста, я, конечно, отвечаю за ваших детей, но это… — начинает мямлить девушка.
— Да что вы можете, вы даже не наказали вот эту… — пренебрежительно тыкает пальцем на мою дочь. — А если бы она выбила Кирюше глаз?! Кто бы за это отвечал?! — продолжает вопить женщина, а ее ребенок начинает рыдать в голос, впитывая нервозность матери.
— Поймите, это дети, и я… — опять начинает мямлить девушка. — Мы… проведем беседу с Полиной, но и вы объясните Кирюше, что так нельзя.
— Это я должна объяснять?! — происходящее превращается в бедлам, головная боль усиливается, и я взрываюсь.
— Замолчали обе! — повышаю голос, чтобы перекричать этих кур. Женщины замолкают, воспитательница смотрит на меня испуганно и бледнеет, а мамаша поджимает губы, начиная нервно одевать сына, дергая его за руку. — Это дети, — стараюсь говорить спокойнее, но тон низкий и раздражительный. — Они сегодня поссорились, завтра помирятся. Вы, — указываю пальцем на женщину, — объясните своему сыну, что обижать девочек некрасиво. Он будущий мужчина. А я в свою очередь поговорю со своей дочерью. А вы, — указываю на воспитательницу, — проведите с детьми воспитательную беседу и донесите до них, что есть хорошо, а что плохо.
— Я сама знаю, что мне делать! — огрызается мамаша. — Ноги моей больше в этом саду не будет! — она дергает своего сына и тащит за собой.
— Поля, одевайся, — тру виски, желая, чтобы этот день побыстрее закончился. Моя дочь берет свою кофточку, натягивая на плечи, а воспитательница устало садится н стул, растерянно нас рассматривая.
Выхожу к шкафчикам, достаю верхнюю одежду дочери и рюкзачок, в ожидании копошащейся Полины. Пока выясняли, кто прав, а кто виноват, все разошлись, и мы последние.