К утру первой ночи, когда пригороды столицы остались позади, пришло понимание – он знает, куда везут Шанталь. Стоило отклониться от верного направления, как сердце начинало ныть, руки холодели и беспокойство, точно дикий зверь, вгрызалось в грудь.
Во Фракании он ощущал девушку по-разному. Сначала, как некий безликий маячок, потом, когда оборванная магом связь вернулась, добавились эмоции. И где-то там, среди злости на беглянку, по крупицам копилась нежность, чтобы на пирсе выплеснуться в бурю эмоций: от дикой боли до вымораживающего душу страха и осознания, что он может потерять самое ценное на свете.
После уничтожения черепа исчезли и признаки магической связи. По крайней мере свои чувства к девушке он считал обычной влюбленностью. Не было ничего странного в желании оберегать Шанти, как и в потребности сжать в своих объятиях, прижать к себе и никуда не отпускать. Ни одна женщина на свете, кроме матери, не была ему так дорога, как Шанталь. Ни одну женщину он столь сильно не боялся потерять. Но разве не чувствуют то же самое сотни тысяч влюбленных мужчин?
И все же то, что происходило сейчас, выбивалось за рамки человеческой любви. Подозревал ли магистр об этом? Скорее всего, да, иначе не стал бы отправлять Леона на поиски невесты. Чернобородый – гад, но гад умный и должен был понимать – добровольно Леон невесту не отдаст. Значит, приготовил какую-нибудь гадость. А может… Леон покосился на сладко спящего помощника, но тут же потряс головой. Нет, Андэр не может работать на магов. Он их не переносит еще больше, чем технику.
Помощник завозился, сладко зевнул, и у Леона от зависти свело челюсти. Мысль об отдыхе он поспешно отогнал. На рассвете подремлет пару часиков – и хватит.
– Дэршан, как вы? – с заботой уточнил помощник, не скрывая тревоги.
– Нормально.
Голос звучал точно скрежет высохшего дерева по камню.
Андэр понятливо вздохнул, но настаивать на остановке не стал. Понял уже, что это бесполезно. С шумом выдохнул через нос и щедро предложил:
– А может, я того? За руль? Вы мне покажете, что жать, я вас сменю, а вы поспите?
Леон мгновенно представил его за рулем, с выпученными от ужаса глазами, и вздрогнул.
– Боюсь, в таком случае следующей остановкой для нас станет бездна. Лучше позаботься о нормальном завтраке. Скоро будет станция. Отправим телеграмму Хасселю, заправим автокар и поедим.
Помощник тут же повеселел, принявшись насвистывать что-то задорное. Добывать еду в самых заброшенных местах было его призванием. Причем непременно вкусную и полезную.
А Леон в тысячный раз за эту ночь подумал о Шанти. Как она там? Страдает? Спит или мучается бессонницей со связанными руками? И скрипнул зубами от накатившего осознания собственной беспомощности. Слабак! Не смог защитить. Позволил увезти свою женщину.
От поднимающейся изнутри волны темной ярости хотелось кого-нибудь убить, а точнее, тех сынов бездны, которые посмели прикоснуться к Шанти. Если они что-нибудь с ней сделали… Они точно трупы. Леон готов ответить за убийство каждого, кто причинил ей вред. Лишь бы Шанти была в порядке, лишь бы с ней ничего не случилось. А те, кто ее мучили, ответят за каждый упавший с ее головы волос.
Глава пятая
Утро было недобрым. Его не спасали ни солнечный свет, щедро льющийся в окно, ни беззаботный птичий гомон, доносящийся с улицы, ни сладкий запах сдобы, шлейфом расходящийся вслед торговке пирожками. Я сглотнула голодную слюну и нырнула обратно в комнату, захлопывая створку окна.
Лежащая внизу улица могла принадлежать любому из сотен провинциальных городов нашей империи. Типичные двух-трехэтажные дома с высокими крышами и резными ставнями на окнах. У кого имелось достаточно золота, возводили каменные стены под стропила. Те, кто победнее, использовал камень для первого этажа, отданного под лавки и мастерские, второй, третий – жилые – строились из дерева.
На мостовой блестел, покрытый утренней изморозью, булыжник. По тротуарам широкой улицы торопился в обе стороны народ. Скрипели повозки, влекомые флегматичными лошадьми, звучным гудком распугивали из-под колес зазевавшихся прохожих редкие автокары. Текла нормальная обывательская жизнь, и я остро ощутила свое одиночество. Меня, точно камень, вышвырнули на обочину. Снова одна. Без поддержки семьи, друзей, жениха.
Странное дело. В чужой стране, когда за спиной горели сожженные к отступлению мосты, собственное одиночество воспринималось легче. А здесь я фактически была не одна.
От одной мысли о наемнике в висках закололо, руки сжались, впиваясь ногтями в кожу ладоней. Этот сын бездны не оставил мне одежды, и я стояла у окна, кутаясь в одеяло, с отвращением перебирая доступные для девицы в ночной рубашке варианты.
Обратиться за помощью к прохожим – проще сразу сдаться властям. Народ у нас в меру жалостливый. Девице поможет, только если у этой девицы волосы не обрезаны, как у закоренелой преступницы, и ею, согласно словам наемника, не интересуются маги. С короной у нас отдельные смельчаки любят поспорить – вполголоса и оглядываясь, но с магами предпочитают не связываться. А могут и к ведьмам, не разбираясь, причислить. Пусть те и остались в сказках, но кто сказал, что одна рыжая, симпатичная не окажется вдруг исчадием бездны?
Я представила, как сонную благонравность городка разрывают возгласы: «Ведьма! На костер!», и отшатнулась от окна. Спасите боги от такого.
Наемник не поскупился, оплатив номер в приличной гостинице. И я целиком одобряла его выбор. Наслышана, какой ужас творится в провинции, особенно в бедных районах.
Воображение тут же сыграло со мной дурную шутку, и пусть номер был чист, без живности на полу, белье на постели – белым, мне захотелось принять ванну, но в номере был только крохотный закуток с раковиной и отхожим местом. Ни еды, ни денег – кольцо, и то подделка, – ни горячего чая для больной. В тюрьме хотя бы кормили три раза в день по расписанию.
Если бы не волосы, выдававшие во мне то ли заразную больную, то ли беглую преступницу, давно подняла бы шум, требуя служанку.
В номере я промаялась до полудня, успев пройтись по родословной наемника, особое внимание уделив той, бездной проклятой, глупости, заставившей обрезать мои волосы.
Наконец ключ скрипнул, дверь распахнулась, и на пороге появился незнакомый мужчина с подносом в руках. Одет визитер был в приличный костюм, но небрежно заправленная рубашка, закатанные рукава пиджака выдавали привычку носить дешевое и простое. А еще было в его внешности и в том, как он двигался, нечто такое, заставившее меня забиться в дальний угол кровати, укутаться до подбородка в одеяло и с сожалением вспомнить, что кошелька нет и жизнь обменять не на что.
Рукой нащупала кулон на груди – единственное украшение. Сжала с твердым намерением – не отдавать.
Мужчина бросил