Да, в этом красивом, новом доме они живут уже три месяца, и когда Карен пыталась выявить причину своего все ухудшающегося мрачного настроения, ей время от времени приходили мысли, что она, возможно, не смогла осилить переезд, новое окружение и новых соседей. Было совершенно очевидно, что симптомы ее недомогания стали намного отчетливее. Бессонница сделалась более мучительной, причем, как это ни парадоксально, усталость тоже усилилась. Каждый час растягивался до бесконечной пустоты, и Карен часто была не в состоянии заполнить тикающие минуты чем-то полезным, хотя дел у нее было достаточно. Порой она сидела, уставившись в окно, на цветущий сад, на диване с длиннющим списком для закупок в одной руке и с кошельком в другой, и не могла найти в себе силы подняться и отправиться в супермаркет.
Была ли она одинока? Была ли она настолько одинока в семье из четырех человек, что вся ее жизненная энергия медленно, но непрестанно утекала из ее души и просачивалась куда-то, где она уже не могла ее найти?
Неделю спустя после переезда в новый дом Карен собрала в себе все силы и навестила соседей, в надежде завести здесь, по возможности, несколько приятных контактов. Но эти визиты оказали на нее удручающее воздействие. Женщина, жившая с одной стороны, была слишком старой и озлобленной: она обошлась с Карен очень грубо и неприветливо, так, словно та лично была виновата в какой-то неудаче в ее жизни. С другой стороны проживала тоже уже довольно пожилая супружеская пара. Эти двое не понравились Карен — во всяком случае, она не могла себе даже представить, как начать с ними дружеские отношения. Он любил послушать себя самого и беспрестанно хвастался своими достижениями по работе в те времена, когда он был самым востребованным адвокатом — если верить его словам — и мог похвастаться сенсационными успехами. А его жена почти ничего не говорила, однако постоянно пристально смотрела на Карен уголками глаз — так, что у той появилось неприятное чувство: как только она покинет их дом, хозяйка беспощадно пройдется по ней. Гостья сидела на безвкусном парчовом диване, чувствуя себя разбитой и утомленной депрессией (как и в большинстве случаев), пригубляя коньяк и пытаясь в нужном месте восторженно улыбаться или произносить изумленное "о!". И страстно желала вернуться за надежные стены своего дома.
— Мне они кажутся неприятными, — сказала она вечером своему мужу. — Он полон самоуверенности, а она рта не раскроет и переполнена агрессией. Я чувствовала себя совершенно некомфортно.
Вольф засмеялся, и его супруга посчитала, как это часто бывало, что в его смехе сквозит что-то высокомерное.
— Ты действительно очень поспешна в своих оценках, Карен. По-моему, ты была там около получаса? И уже можешь так точно охарактеризовать этих совершенно незнакомых людей? Я могу сказать лишь одно — снимаю перед тобой шляпу!
Конечно же, он подтрунивал над ней, но почему же ее это так сильно задевало? Ведь раньше так не было! Что сделало ее такой ранимой? Или же его насмешки стали более злыми? Или же верно было все вместе взятое и одно следовало из другого? Вольф стал более колючим, это сделало ее более чувствительной, а ее чувствительность, в свою очередь, провоцировала его на то, чтобы обходиться с ней более жестко. Возможно, любящему мужу не следовало вести себя так, но человеческая натура следует своим собственным законам…
А новые соседи, по крайней мере, вовсе не стоили того, чтобы из-за них еще и ссориться.
Новые соседи…
Кенцо обнаружил на асфальте интересный след и заметно ускорился. Карен пришлось уже почти бежать трусцой, чтобы поспевать за ним. Она пришла к выводу, что такой бег на длинную дистанцию ранним утром намного лучше, чем ворочаться в постели, но ей, к сожалению, все же не удавалось прогнать из головы неприятные мысли. Так, например, вовсе не хотелось думать о своих соседях, а теперь именно воспоминания о них вновь прокрались к ней в голову. Потому что из-за них у нее уже несколько дней были проблемы, а иметь проблемы для нее означало непрерывно искать решения, чувствовать себя все хуже, не находя их, действовать своим нытьем на нервы окружающим. Во всяком случае, так описал это Вольф в своей продолжительной лекции, которую он на днях прочитал ей.
Проблема с соседями заключалась в том, что Карен в течение двух дней не могла застать их дома. А ей очень нужно было увидеться с ними, поскольку она хотела попросить их немного позаботиться о своем саде и прежде всего о своей почте — они с Вольфом и детьми собирались улететь на две недели в Турцию. Теперь уже оставалось всего полторы недели до начала школьных каникул, а спустя еще неделю они должны были отправиться в путь. Карен уже договорилась, что Кенцо побудет это время у ее матери, но она также считала важным своевременно уладить и все остальные вопросы. Вчера и позавчера она звонила соседям утром, в обед и вечером, но не обнаружила в их домах никаких признаков жизни. А что ей показалось особенно странным, так это то, что в воскресенье жалюзи на некоторых их окнах были то опущены, то подняты, хотя в целом все выглядело так, словно в доме никого не было.
— Я могла бы поклясться, что они дома, — сказала Карен мужу, — но в саду я их больше не видела, и никто мне не открывает!
Вольф слегка скривился, как бывало всегда, когда жена обременяла его проблемами, которые, как он считал, ей стоило бы решать самой.
— Так, значит, они, должно быть, уехали! Такое бывает…
— Но жалюзи…
— Вероятно, у них установлена автоматическая система безопасности. Она сама ими управляет. Дабы никто не заметил, что в доме никого нет.
— Но вчера ночью…
В ночь с воскресенья на понедельник Карен стала очевидцем странного наблюдения. Она опять, уже в который раз, не могла заснуть и отправилась в ванную, чтобы выпить стакан воды. При этом посмотрела в окно и увидела, что в некоторых комнатах соседнего дома горит свет. Женщина с облегчением подумала, что соседи, где бы они ни были, теперь, вероятно, вернулись домой, но на следующий день картина опять повторилась: никто не отреагировал на ее звонок.
— Ну так, значит, включение и выключение света тоже относятся к этой системе безопасности, — с раздражением