дал Марчелло информацию о поставке, и у кого-то до сих пор находится наше оружие.

— Как парни с южных районов ухитрились вдруг стать такими смелыми? — спрашиваю я.

— Не сразу, — говорит Джонатан.

— Бени думает, это потому, что не меня было.

— Не-а, — качает головой Джонатан. — Тут что-то другое.

— Согласен. Кто-то должен на них работать, но кто?

— Точно не русские. Им досталось сильнее, чем нам, особенно после того, как их прижали с наркотой.

— Должен быть кто-то внутри, — высказываю я свои соображения больше для себя, чем для Джонатана, но он заметно оживляется.

— Думаешь?

— Кто-то присваивает деньги, — сообщаю я ему. — Ринальдо попросил меня с этим разобраться. Если кто-то ворует, и кто-то при этом предупреждает банды о наших делах, это должен быть один и тот же человек.

— В этом есть смысл.

— Это также объясняет, почему они прут прямо на нас, — говорю я. — У них есть кто-то внутри организации, поэтому они и чувствуют себя неуязвимыми.

— Я думаю, ты это исправил.

— На данный момент, возможно. Но это не вернуло весь наш товар.

Мы прекращаем деловые разговоры на людях, допиваем наши напитки и решаем заказать ещё по стаканчику. Я отказываюсь снова иметь дело с барменом, так что Джонатан сам идёт за выпивкой. Я достаточно долго наблюдаю за игрой на экране телевизора, чтобы понять, что Огайо Стэйт⁵ играет против Уичито⁶ и что Огайо впереди на три очка.

— Я сказал блондинке, что ты стеснительный, — объявляет Джонатан, опустившись обратно на своё место. — Спорим, что она придёт сюда после ещё одной рюмки или двух.

— Супер, — не скрываю я своего сарказма.

Игра прерывается новостями, где передают репортаж о военных действиях на Ближнем Востоке. На экране появляется изображение репортёра, стоящего рядом с ржаво-коричневыми постройками среди песка. Я сжимаю бутылку пива чуть крепче, когда слышу на заднем плане грохот артиллерии.

— …не понимаю, почему эти идиоты просто не уничтожат уродов и дело с концом.

За спиной Джонатана по другую сторону от перегородки парень, похожий на профессора колледжа, болтает о войне, и я изо всех сил стараюсь не прислушиваться. Стучу пальцами по столу и крепко сжимаю зубы, пока репортаж не заканчивается, и мы не возвращаемся к просмотру уже начавшейся спортивной программы.

— Если бы только наши военные имели представление, что делать…

— Почему бы тебе не заткнуться? — вдруг c рычанием поворачивается к парню Джонатан. — Рассуждать о том, в чём абсолютно не разбираешься — то же самое, что дрочить на фотку своей мамы.

— Поцелуй меня в зад, — говорит профессор в ответ и показывает Джонатану средний палец, прежде чем повернуться обратно к своим друзьям.

Джонатан хватается за выпивку и делает большой глоток.

— Шуточки про маму? — закатываю глаза, глядя на Джонатана. — Неужели?

— Это первое, что пришло на ум, — он со стуком ставит бутылку на стол. — Не терплю ублюдков, которые изрыгают изо рта дерьмо, ни хрена не имея об этом ни малейшего понятия.

Я понимаю, что он делает. Джонатан всегда прикрывает меня, когда речь заходит о моём военном прошлом. Он знает гораздо больше деталей, чем большинство людей. Я держусь как можно дальше от политических дискуссий. Люди, которые там не были, не знают, каково это на самом деле, а я здесь не для того, чтобы просветить их по этому вопросу.

Когда группа, сидящая за нами, заказывает еще по одной кружке, профессор снова начинает болтать без умолку. Я стараюсь игнорировать его слова, но чем больше он пьёт, тем становится всё громче. Даже товарищи парня начинают беспокойно ёрзать на своих местах.

Джонатан периодически смотрит на меня, а я стараюсь это игнорировать. Он может становиться немного вспыльчивым, когда дело касается определённых тем, но именно я тот, кто ввязывается в такого рода конфликты. Профессор, если хочет, может иметь свои ошибочные убеждения.

Джонатан, однако, чувствует необходимость внести ясность.

— Может, если бросить тебя посреди всего этого дерьма, ты вытащишь свою голову из задницы! — кричит он через перегородку.

— Это именно ваше отношение поддерживает эту войну! — орёт профессор в ответ.

— Это только такие конченные долбоёбы вроде тебя получают в свои сраные рожи за тупость!

— Откуда ты такой взялся, мать твою, эксперт?

Они продолжают перепалку, пока я не чувствую, что вены в висках сейчас разорвёт. Я просто хочу, чтобы они оба заткнулись. Но эти двое всё кричат через перегородку между столами. В конце концов, я больше не выдерживаю.

— Повернись, — я в первый раз встречаюсь глазами с парнем, и он вздрагивает. — Займись своими напитками и держи своё мнение при себе.

— Что ты можешь вообще знать об этом, придурок? — он ещё немного приподнимается с сиденья и поворачивается, чтобы получше меня рассмотреть. Теперь, когда он стоит, я понимаю, что он намного больше, чем я думал. Его пьяный взгляд не имеет ничего общего с профессором. Он определённо, когда стоит, имеет более крутой вид. Один из друзей хватает его за руку и просит не вмешиваться, но тот не двигается.

— Я был там три года, — в отличие от Джонатана, я не повышаю голос. Я просто смотрю ему в глаза. — Полагаю, я кое-что знаю.

— Ну, и какого хера ты ничего не сделал, чтобы с этим разобраться?

Мой желудок дрожит.

— Ты ни хрена не знаешь! — теперь Джонатан окончательно встаёт со стула и делает шаг к другому столу.

— Сядь, Джон.

Он смотрит на меня с огнём в глазах, но в конечном итоге уступает.

— Ага, садись и заткнись! — смеётся бородач, падая на своё место.

— Этому мудаку нужно преподать грёбаный урок, — Джонатан поднимает свою бутылку пива и практически полностью её опустошает.

— Несомненно.

Все рассаживаются по своим местам, и мы с Джонатаном допиваем в тишине своё пиво, пока он ковыряет этикетку на бутылке. Игра в баскетбол заканчивается, но я не смотрю, чтобы узнать, кто выиграл.

— Извини, если сделал всё хуже, — вдруг говорит Джонатан.

— Не парься, — говорю я ему, качая головой. — Я в порядке.

Он смотрит на меня и, скорее всего, понимает, что я лгу.

— Ты же знаешь, что я тот, кто всегда придерживается высоких моральных принципов, — небрежно пожимает плечами Джонатан.

Это вызывает у меня смешок. Я выгибаю бровь.

— С каких это пор?

— По сути, у меня нежная душа, — Джонатан умудряется сказать это с невозмутимым видом. — Но некоторых просто необходимо забивать, как гренландских тюленей⁷.

Я смеюсь, мысленно представив, как Джонатан, держа большую дубину, молотит ею парня прямо по его чахлой бородёнке. Интересно, хватит ли тех волос, чтобы сделать шубу.

— Забей на них, — говорю я. — Пьяные дебилы не стоят неприятностей. Я оплачу счёт.

Бросаю бармену несколько купюр и говорю ему оставить сдачу себе. Он салютует мне, приложив руку к козырьку своей бейсболки, и я напрягаюсь из-за этого жеста. Когда я возвращаюсь, то вижу, что Джонатан стоит, повернувшись к засранцу за соседним столиком.

— Ты не знаешь, с кем, блядь, разговариваешь! — бушует Джонатан. — Ты должен заткнуть свою грёбаную