– Voilà![5] Мы пришли, – сказала мадам Мартин. – Входите.
Француженка коротко постучала и, не дожидаясь ответа, открыла дверь.
Ханна ожидала увидеть нечто особенное – танцующих девушек, или что-то вроде гарема, или клубы сигарного дыма и стол с зеленым сукном. К чему она не была готова, так это к встрече с самим шейхом. У нее глаза чуть не вылезли из орбит, а в горле пересохло. Она не так удивилась бы, если бы он лежал полуголый на одном из роскошных бархатных диванов, а какая-нибудь красотка делала бы ему массаж с ароматическими маслами. Или если бы он встретил их в каком-нибудь роскошном – может быть, парчовом – одеянии.
Вместо этого Кулал аль-Дия сидел за обычным столом, и на нем не было никакой сверкающей одежды. Он был одет в темные брюки и голубую рубашку, настолько светлую, что она казалась почти белой, две верхние пуговицы расстегнуты, закатанные рукава открывали загорелые мускулистые руки. Ханна отметила все это почти автоматически, сработал своего рода защитный механизм: если сконцентрироваться на обычных вещах, можно не замечать всего остального.
Потому что в его лице не было ничего обычного. Незабываемое лицо с аристократичными высокими скулами. Оливковая кожа светится здоровьем и жизненной силой. Твердый подбородок говорит о гордости и решительности. Но больше всего Ханну поразили глаза. Она и прежде видела его издалека, но теперь, вблизи, их твердый немигающий взгляд растревожил Ханну. И даже больше, чем растревожил. Он смотрел на нее так брезгливо, будто у нее была грязь на носу или пятна пота под мышками. Ханна съежилась под этим взглядом, ее руки нервно заметались, пытаясь стряхнуть с подола несуществующие пылинки и одернуть слишком тесное платье.
– Простите, что мы побеспокоили вас, шейх аль-Дия, – сказала мадам Мартин спокойно. – Но так как никто не ответил на мой стук, я предполагала, что никого здесь нет.
– Я не слышал, как вы стучали, иначе я бы велел вам не входить, – ответил шейх, нетерпеливо указав рукой на стопку бумаг, высившуюся на столе перед ним. – Как видите, я занят.
– Еще раз простите, ваше королевское величество. Возможно, вы бы предпочли, чтобы мы вернулись в более удобное время?
Кулал положил ручку и внимательно посмотрел на двух женщин, стоявших перед ним, – субтильная французская дама и маленькая пышнотелая горничная, которую он видел несколько дней назад у бассейна. Предпочел бы он, чтобы они вернулись в более удобное время? Нет, он предпочел бы, чтобы они вообще не являлись, потому что сейчас у него была очень сложная стадия в переговорах. Но внезапно вопросы солнечной энергии померкли у него в голове, когда он заметил, как брюнетка одергивает на бедрах чересчур узкую юбку своего форменного платья. Интересно, это неосознанный жест или она специально пытается привлечь его внимание к своим пышным формам? В любом случае внимание она привлекла. Ее аппетитное тело было будто создано для того, чтобы разбудить и свести с ума его гормоны – так и вышло. Кулал почувствовал, что его пах напрягся. Он невольно представил себе, как его язык ныряет в пикантную ложбинку между этими великолепными грудями, и проклял коварную силу матери-природы, поскольку все мы марионетки, покорные ее потребности продолжать человеческий род. Инстинкт велел ему немедленно опрокинуть пышнотелую горничную на любую горизонтальную поверхность и пронзить ее своим разгоряченным орудием.
Кулал ожидал, что она ответит ему призывным взглядом, поскольку еще не встречал женщину, не готовую отдаться ему в первую же минуту встречи. Но глаза горничной были скромно потуплены, а ее щеки залились румянцем – такого же пленительного оттенка, что и розы на персидском ковре под ее ногами.
«Необычно, – подумал Кулал, откидываясь в кресле. – Очень необычно».
– Теперь, когда вы так бесцеремонно прервали мою работу, – сказал он кисло, – вам лучше объяснить, что за неотлагательное дело привело вас сюда.
– Я показывала Ханне ваши апартаменты, ваше королевское величество.
Ханна.
Кулал медленно провел указательным пальцем по своим губам. Вполне обычное имя, но почему-то оно показалось ему очень милым.
– Зачем? – спросил он.
– Мы прилагаем все усилия, чтобы сделать ваше пребывание здесь как можно более приятным, ваше величество. После досадной сцены, которая произошла в ресторане вчера вечером, мы решили, что для вас было бы предпочтительно иметь личную горничную, – сказала мадам Мартин. – Тем более что ваше королевское величество путешествует практически без сопровождения.
– Потому что я не хочу обременять себя громоздкой свитой, – резко ответил Кулал. – Попробовали бы вы путешествовать с сотней человек обслуги, как некоторые члены моей семьи. Забивают номер прислугой так, что и самим приткнуться некуда.
– Совершенно верно. Я могу только представить, какой ужас вызывает такое столпотворение у вашего королевского величества, – ответила мадам Мартин дипломатично. – Вот почему один из ваших помощников попросил обеспечить вас постоянной надежной прислугой из числа нашего персонала. И мы остановили свой выбор на Ханне, которая отныне будет находиться исключительно в вашем распоряжении.
Это был язык, к которому Кулал привык.
«Исключительно».
«В распоряжении».
Слова, означающие обладание и контроль, привычные для человека, чья участь – быть шейхом. Но, примененные к соблазнительной горничной, с покорным видом стоявшей перед ним, эти слова неожиданно приобретали эротический оттенок. Его сердце нетерпеливо вздрогнуло, когда он посмотрел на ее все еще опущенную голову, на ровный пробор, разделявший гладко причесанные каштановые волосы.
Но ее плечи были расправлены, и, судя по языку тела, она вовсе не считала это назначение честью, как следовало бы. Несмотря на то что Кулал не имел обыкновения обращать внимание на прислугу, он не мог отрицать, что необычное поведение девушки пробудило его любопытство.
– Как вам ваше новое место, Ханна? Вам нравится идея работать на меня? – спросил он, не повышая голоса.
Девушка подняла глаза, и Кулал был удивлен их необычным оттенком – ярко-голубой цвет напомнил ему уникальный аквамарин, украшавший колье его матери. Очередная дорогая безделушка, подаренная отцом в попытке компенсировать свое частое отсутствие. Как будто блестящие камешки могут что-либо компенсировать. Но его мать была слабым человеком. Слабым, безвольным и безответственным. Она всегда ставила свои собственные желания выше потребностей своих детей. Кулал прогнал раздражающие воспоминания и снова взглянул на горничную.
– Я рада служить вам, чем могу, ваше королевское величество, – сказала Ханна.
Она произнесла эти слова так, будто вызубрила их наизусть. Скорее всего, так и было, потому ее голос был лишен всякого выражения. Губы Кулала тронула еле заметная усмешка, исчезнувшая так же быстро, как появилась. Он пренебрежительно кивнул и взял ручку.
– Отлично, – произнес он, придвинув к себе бумаги. – Главное – не беспокойте меня. Ни в коем случае. Вы поняли?
– Да, ваше королевское величество, – согласилась она все тем же невыразительным голосом.
Кулал был почти разочарован, когда она изобразила неуклюжее подобие реверанса и вышла из комнаты. Как будто ей