До очередной просьбы.
Сейчас именно такой случай. Если Хунта решит, что скинхед кашляет слишком громко, или увидит кровь, то отправит Убера обратно в лазарет. И все сорвется. «Ты, там, где ты прячешься, – беззвучно воззвал Макс. – Я хочу, чтобы у меня… у нас все получилось». Злобный идиот молчал. Убер кашлял.
У скинхеда лучевая болезнь. Но до сих пор это Убера не очень беспокоило – и вдруг приступ. Идиотский, на фиг, кашель с кровью.
Ну же, снова воззвал Макс. Идиот, где ты там? На небесах? Каких еще небесах?! Бог где-то там, глубоко под метро. В убежище под землей – в духоте и потемках, он потный и склизкий, и пахнет плесенью.
«Ну же!»
Идиот по-прежнему молчал.
Макс скорее почувствовал, чем увидел: люди расступались. Молча. Макс одним движением оказался рядом с Убером, тронул за плечо. «Хунта», произнес негромко и отступил.
Вовремя.
– А ну, чего встали?! – под взглядом «нянечки» люди делались меньше. Хунта прошел к раковинам – огромный, злобный тип – и остановился рядом с Убером.
– Ты! – начал Хунта.
Макс шагнул к нему – и замер, словно уткнулся в стену. От «нянечки» шел мощный звериный дух…
Давно, еще до войны, до того дня, как выживших загнали в метро, маленький Макс побывал в зоопарке. Животные севера. Стеклянная стена, за которой расхаживал туда-сюда грязно-белый полярный медведь. В бетонном корыте плескалась зеленоватая вода. Медведь поводил вытянутой бесстрастной мордой. Чувствовалось, что если бы не стена, он бы недолго терпел глазеющих на него людей. Макс прилип носом к стеклу и завороженно наблюдал, как изгибается при каждом шаге медведя свалявшаяся шерсть. И чувствовал запах.
Запах зверя за стеклянной стеной…
Только сейчас стены не было. Маленькие глазки Хунты под низким лбом, надвинутом на нос, словно козырек кепки, опасно блестели. В них отражался тусклый огонек лампы.
– Чего тебе? – медленно произнес Хунта. Лицо равнодушное. Самая опасная черта «нянечки»: никогда не угадаешь, что у него на уме. Лицо Хунты не менялось, словно некий хирург взял и перерезал провода, по которым идут сигналы к мимическим мышцам. Хунта с одинаковым выражением и хвалил за старание, и вырывал человеку плечевой сустав.
– У меня вопрос… – начал Макс.
– На хрен твой вопрос, – Хунта даже не моргнул. Повернулся к Уберу: – Ты! Что там у тебя?
Молчание. Макс приготовился к худшему.
Убер медленно выпрямился. Макс видел, как блестит в свете фонарей его изуродованная спина. Мелкие капли пота…
Скинхед повернулся.
– Я? – он ухмыльнулся. – Я в порядке. Уже и высморкаться не дают спокойно!
Физиономия Убера – вполне обычная. Макс выдохнул. Бог-идиот наконец откликнулся.
Хунта приблизил свое лицо к лицу скинхеда. У Макса мелькнула дурацкая мысль, что сейчас «нянечка» высунет шершавый, как у медведя, язык и слизнет капли с носа Убера.
Бред какой-то.
– НА ВЫХОД! – заорал вдруг Хунта, не поворачивая головы. Макс вздрогнул. – ВСЕ!!!
Секундная заминка – и народ бросился наружу.
– Ты, – сказал Хунта. – Не думай, что самый умный. Я за тобой буду приглядывать. На выход! Бегом!!
– Есть! – Убер бодро выскочил в тоннель, так что Максу пришлось поднажать, чтобы не оказаться последним. Скинхед подмигнул приятелю и занял место в колонне. Пауза. Наконец, из санузла вышел «нянечка». У Макса похолодело в животе. Вдруг Хунта увидел кровь в раковине?
«Нянечка» медленно обвел колонну взглядом. Воспитуемые затихли.
– Засранцы, – подвел итог Хунта. – Через десять минут поверка. Бегом в палату, привести себя в порядок. Пошли!
Топот босых ног. Хриплое дыхание. Качающийся свет тоннельных ламп. Лязгающий гул механизмов, словно там, в темноте, ворочался чудовищно огромный и не слишком довольный зверь.
Пронесло, подумал Макс. Зубы стучали. После того как схлынула волна адреналина, он снова начал мерзнуть. Лоб в холодной испарине.
«Но как, черт возьми, я во все это вляпался?!»
* * *Станция Звездная находилась в конце синей ветки, именно здесь коммунисты копали тоннель до Москвы. «Красный путь», как они его называют. Дебилы. «Но как меня занесло к этим дебилам?» Хороший вопрос. Просто замечательный вопрос.
Макс забрался в комбинезон. Трясясь так, что зубы клацали, кое-как застегнулся. Обхватил себя руками, чтобы хоть немного согреться.
Как его сюда занесло – Макс старался не думать. Планировалась обычная встреча: вошли, поговорили, вышли. А что в итоге? Он уже три недели здесь – машет киркой, таскает тачку, полезно проводит время.
Вокруг Макса шумело и кашляло, кряхтело и всхлипывало, стучало зубами и тихо материлось трудновоспитуемое человеко-множество. Полсотни рук, полсотни ног.
Голов, к сожалению, гораздо меньше. Макс слышал, что на некоторых станциях живут мутанты – но не особо в это верил. Интересно, сколько у них рук-ног, и по сколько голов на брата?
– Как ты? – спросил он Убера. Скинхед ухмыльнулся.
– Порядок, брат. Все по плану.
Макс кивнул – с сомнением. На Сенной тоже сначала все шло «по плану», а потом завертелось. Если бы не предчувствие, не раз выручавшее Макса в подобных ситуациях, лежать бы ему рядом с толстяком. Но сначала он захотел отлить, просто не мог терпеть, а по возвращении услышал странные металлические щелчки – нападавшие пользовались самодельными глушителями из пластиковых бутылок. В дверную щель Макс увидел Бухгалтера, лежащего в луже крови.
Макс не стал выяснять, что случилось. Он просто сбежал. Перед глазами до сих пор маячило удивленное лицо толстяка.
Если бы не работорговцы, взявшие его, спящего, в тоннеле Сенная-Техноложка, Макс уже был бы дома. Глупо, глупо, глупо вышло!
Но сегодня, дай подземный бог-идиот, все изменится.
– Максим, простите, вы мне не поможете? – голос профессора вывел его из задумчивости. – Еще раз простите, что отвлекаю…
Макс повернул голову. Профессор Лебедев – потомственный интеллигент, ай-кью ставить некуда. Каким-то чудом ему удалось выжить в метро – причем даже не на Техноложке, где ученым самое место, а на Достоевской – ныне заброшенной. И как его раньше никто не прибил?
Или не продал в рабство?
Впрочем, сейчас профессор здесь. А значит, его везение (как и везение Макса) закончилось.
– Конечно, профессор. Что вы хотите?
Лебедев положил на койку очки, пластиковые дужки обмотаны синей, почерневшей от времени, изолентой. Одно из стекол треснуло.
– Подержите Сашика, пожалуйста. А то он вырывается, а я ему никак лямку не застегну.
Макс кивнул. Белобрысому Сашику на самом деле было двадцать с лишним, но после электрошока и водных процедур – лечили «непослушание» – он подвинулся умом и застрял где-то в пятилетнем возрасте. Профессор за ним приглядывал.
Возможно, это и позволяло старику оставаться бодрым и не впасть