А между домами были протянуты тонкие гирлянды, увешанные стеклянными колокольчиками. Они мелодично позвякивали, медленно раскачиваясь на ветру.
– Добро пожаловать в нашу деревню, путники, – размеренно сказал мужичок и указующе махнул рукой. – В конце улицы вас ждёт трактир.
Берти вежливо поблагодарил, а затем сощурился:
– Хей, так до нас сегодня кто-то приходил?
– В конце улицы вас ждёт трактир, – весомо повторил местный житель.
– Спасибо, что пустили! – улыбнулась я, но ответной улыбки не дождалась.
Сторож молча закрыл ворота и замер, лицом к ним.
Мы с Голден-Халлой переглянулись, а потом пошли по указанному адресу. Хорошо. Будем считать, сторож из той породы людей, что упорно не хотят выходить за границы обозначенных трудовых обязанностей.
* * *
В трактире было тепло и приятно пахло корицей, орехами и ванилью.
Этого хватило для того, чтобы, несмотря на сомнительность всего происходящего, я прониклась к заведению самыми нежными чувствами. Прах с ними, с потенциальными опасностями! Ради неба, пусть приходят, если мы договоримся чинить друг другу препятствия возле жарко растопленного камина.
Стоило нам с Берти переступить порог, как пухленькая барменша в кружевном чепце воскликнула из-за стойки:
– Добрый вечер, путники! Присядьте на лавку да выпейте грогу!
Голден-Халла помог мне снять промокшую шуфу, затем сбросил свою, оставшись в тонкой белой кофте с верёвочками на груди и в узких зеленых брюках. Магические браслеты – изумрудный и голубой – болтались на запястьях сыщика, длинные пальцы украшало несколько колечек. Глядя на них, я мгновенно вспомнила Полынь – главного любителя обвешать себя всевозможными побрякушками, а потом безмерно смущать шолоховскую преступность тем фактом, что охотящийся за ней господин Ловчий выглядит ещё более неформальным, чем эта самая преступность даже в свои лучшие дни.
– Присядьте на лавку да выпейте грогу! – вновь крикнула трактирщица, уже погромче.
Я изумлённо обернулась на неё. Надо же, какая настойчивость.
Голден-Халла тоже вскинул брови, затем послушно опустился на скамью. Едва я села напротив, как трактирщица вышла из-за стойки и поднесла нам две дымящиеся кружки.
– Я угощаю. Сколько за них? – спросил Берти, вытаскивая кошелёк, но трактирщица лишь молча развернулась и удалилась.
– Это странно, да? – я задумчиво проводила её взглядом.
– Очень, – согласился Голден-Халла. – Наша гипотеза о туризме разваливается на ходу: кошелёк был приманкой. Нужны новые теории. Но я не в состоянии нормально думать, когда так замёрз. Придётся сначала отогреться.
– Что ж, «присел на лавку – выпей грогу», – со смешком посоветовала я, с наслаждением обхватывая горячую кружку руками.
Берти склонился над напитком, понюхал и с опаской глотнул:
– Грог как грог, – вынес вердикт он.
– Пей-пей. А я подожду полчаса, вдруг отрава?
– Неужели ты такая жестокая? – заинтересовался Берти.
– Скорее, прагматичная. Чтобы спасти тебя, мне нужно быть в трезвом уме.
Голден-Халла вытащил из саквояжа три крохотных пузырька и гордо водрузил их в центр стола.
– Противоядия от самых популярных ядов, – пояснил он. – Разделим их пополам, если что.
– Ух ты! – Я бессовестно сунула нос к склянкам. – С ума сойти, какой ты запасливый. И вторая шуфа, и зелья…
– Стиль жизнь у меня такой, – рассмеялся сыщик. – Никогда не знаешь, куда занесёт.
– Кстати, а зачем ты приезжал в Седые горы? Отпуск, работа или что-то ещё?
– Всё вместе, – Берти вытянул ноги в сторону камина. – Я ездил в гости к другу. Для этого мне пришлось взять отпуск – с учётом того, что я работаю на себя, это, конечно, было очень ответственное мероприятие. Я торжественно написал самому себе разрешение и даже шлёпнул на него первую попавшуюся печать. И оставил всё это добро у себя на столе в кабинете, чтобы совесть моя была чиста, а по возвращении появился лишний повод пустить скупую слезу умиления оттого, какой же я всё-таки молодец… Но по дороге в Норшвайн мне попалась работа: я случайно наткнулся на жертв горных бандитов. Пришлось найти негодяев и отправить их к местным органам правосудия, а потом, в деревне неподалёку от хижины Моргана – это мой друг, – я успел поучаствовать в разгадке великой тайны…
Пауза.
Я заинтригованно застыла с кружкой, не донесённой до рта.
– Она называлась «Кто стащил лопату из коровника», – драматично и совершенно серьёзно провозгласил Берти. – Ты не представляешь, какие страсти кипели, когда выяснилось, что никто! Она просто упала за шкаф.
Мой хохот разнёсся по всем углам трактира.
– А твой друг такой же весельчак, как ты, Голден-Халла?
Он аж грогом поперхнулся.
– О нет, госпожа попутчица, нет-нет-нет. Мой друг… как бы тебе сказать. – Берти возвёл глаза к потолку. – Он скорее из тех, кто верит, что негодующая физиономия украшает его в разы лучше улыбки. И что нет ничего привлекательнее гордо вздёрнутого подбородка. И что всё хорошее должно начинаться со всего плохого: к любви нужен аперитив в виде ненависти, к дружбе – в виде мордобоя (ага, да, это мы с ним проходили). Короче, в душе он романтик, а на вид – редкая сволочь. Но вообще он шикарный! Думаю, он бы тебе понравился. – Берти весело подмигнул. – Тинави, а ты зачем приезжала в Норшвайн?
Я обрисовала ему причудливую конфигурацию своей жизни.
– У меня тоже отпуск. Экстремально длинный. И по некотором размышлении я решила посвятить его самостоятельному путешествию! А то так получилось, что в этом июле мои близкие либо разъехались кто куда, либо до смерти заняты. В частности, моему напарнику выдали серьёзную работу под прикрытием – видимо, чтобы добить его, трудоголика. Моя лучшая подруга отправилась на учения чрезвычайников на юге королевства…
– Чьи учения?..
– Чрезвычайников. То есть сотрудников Чрезвычайного департамента, который в Шолохе является чем-то вроде корпуса стражи, выходящего в авангарде в по-настоящему поганые дни для королевства. Мой второй лучший друг заперся дома, обложившись книгами – он пишет энциклопедию, и так уж вышло, что сейчас у него – самые продуктивные месяцы. А третий друг…
– Тоже лучший? – подколол меня Голден-Халла.
Я показала ему язык.
– Просто третий. На постаменте лучших есть место только для двоих.
– Боги-хранители, какая ты строгая!
– Да нет, не во мне дело, просто эти двое всех других отпинывают. Они, знаешь ли, дико ревнивые, хотя так и не скажешь. И кровожадные. Короче, мой третий друг – тот самый, кстати, саусбериец – сейчас отчаянно вгрызается в гранит науки, ибо его ждёт аттестация после тестового периода работы. Учитывая его бедовый темперамент, чем меньше будет вокруг отвлекающих факторов – тем для него лучше. Ну а ещё один мой друг…
– Я не понимаю, у тебя весь Шолох – друзья, что ли?! – возмутился Берти.
– Ну… Нет?
– Давай про врагов, Страждущая! Так интереснее!
– Э, ну… У меня был всего один. Но он теперь тоже друг. Наставник, точнее.
Голден-Халла закрыл лицо ладонью и издал череду каких-то странных звуков, которые по некотором размышлении я идентифицировала как смешки, граничащие с всхлипами.
– А