Дайан Фосси пишет в книге «Гориллы в тумане» о нескольких самках в возрасте, за которыми она наблюдала в лесах Руанды. К концу жизни скромницы Айданно ее самец Бетховен специально замедляет движение группы, чтобы она успевала за остальными, а в ее последние дни он старательно строит гнездо на ночь из листьев и веток и приглашает престарелую партнершу спать рядом с собой, несмотря на то что в группе есть самки моложе. Еще сильнее поражают отношения в паре доминирующего самца Рафики и Коко. Коко – единственная самка Рафики. Фосси пишет, что у Коко глубокие морщины, лысеющие голова и ягодицы, седеющая мордочка и дряблые, лишенные волос предплечья. У нее не хватает многих зубов. Однажды Рафики замечает, что Коко упала. Он останавливает группу и ждет. Когда подходит Коко, они долго смотрят друг другу в глаза, прежде чем обняться за плечи и вместе пойти вверх по склону. Эта пара тоже делит гнездо и «напоминает супругов, женатых уже много лет, и с достоинством встречающих старость вместе».
Эмбика – самая старая из слоних, живущих в неволе, Лолита – вторая по возрасту косатка, а Коло пятидесяти девяти лет – самая взрослая из горилл. Одра Мейнелт, помощник куратора приматов в Колумбийском зоопарке, уверена, что у Коло прекратился цикл. Она больше не смотрит «тем взглядом» на своего самца или на смотрителей-мужчин. Ни Мейнелт, ни ее коллеги никогда не видели менструацию горилл. У них не отекают половые губы, как у других приматов, а кровь впитывается и скрывается в густом темном мехе.
Коло, первая горилла, рожденная в неволе, долго жила в зоопарке в центре всеобщего внимания. Но в сорок пять лет она начала дистанцироваться от своей семьи. По утрам, когда все сородичи покидали отдельные спальные секции, Коло задерживалась в своей, показывая смотрителям, что хочет побыть одна. Новая клетка Коло находится рядом с вольером ее семьи, и она по-прежнему выражает неодобрение, издавая звуки и бегая взад и вперед, когда ей не нравится что-то в поведении самца. Мейнелт кажется, что Коло устала от выходок партнера.
Сейчас Коло двигается немного медленнее. Ступеньки к оборудованному для нее гнезду заменили на пандусы, а к обычной диете прибавили клюквенный сок для предотвращения инфекций мочевыводящих путей и цельные зерна для борьбы с запорами. В пятьдесят девятый день рождения, пока зрители пели поздравительную песенку, Коло подцепила пальцем немного глазури на торте и поднесла к носу. Кожа под глубоко посаженными карими глазами гориллы покрыта морщинами, волосы на голове поседели. Фанаты хотели, чтобы она открыла подарки. Но Коло не спешила потешить публику, она лишь стянула цветную бумажную гирлянду и намотала ее себе на шею.
* * *Пусть менопауза и раскрыла некий животный каркас, который лежит в основе моего существования, но я не тешу себя иллюзией, что мы с животными – единое целое. В их присутствии мне не по себе от их осязаемой материальности. Еще я чувствую, что совершенно не могу их понять. Как писал Жорж Батай, «пожалуй, ничто так не закрыто для нас, как та животная жизнь, из которой мы происходим»[39]. Он чувствовал, что говорить о ней открыто можно лишь через поэзию, ведь она стремится навстречу неизвестному. Писательница Лидия Милле тоже предостерегает от ничего не стоящих прозрений в понимании других видов и утверждает, что сам факт того, что мы не можем постичь животных, – прекрасный и ценный дар: «Меня очень радует мысль, что звери – это мы, потому что тоже переживают чувственный опыт, и не мы, потому что содержание этого опыта для нас – извечная тайна».
В «Рождении дня» Сидони-Габриель Колетт главная героиня, которая тоже носит имя Колетт, соглашается с тем, что животные всегда остаются загадкой. «Зияющая пропасть между ними и человеком по-прежнему велика, и заполнить ее не под силу даже столетиям»[40]. Однако с возрастом, достигнув периода менопаузы, она стала глубже сочувствовать зверям. «Когда я захожу в комнату, где ты одна со своими животными, – говорил мой второй муж, – у меня появляется такое ощущение, что я веду себя бестактно. В один прекрасный день ты удалишься в джунгли…» Эмоции животных отзываются в ее сердце: «Драмы птиц в воздухе, подземные битвы грызунов, резко взмывающий тон готового к нападению роя, лишенный надежды взгляд лошадей и ослов – все эти послания адресованы мне». Колетт заверяет, что в пятьдесят четыре у нее пропало желание выходить замуж за мужчину. «Но, случается, я вижу во сне, как сочетаюсь браком с огромным котом».
* * *В день своего 54-летия я встаю пораньше и через Бронкс и Вестчестер еду на машине в приют для лошадей «Счастливые сироты» в Довер Плейнс, штат Нью-Йорк. Наступает весна, на деревьях набухают первые почки. Я сворачиваю на Шоссе 22, тюльпаны во дворах качают головами, а на дорогу, как конфетти, опускаются крохотные белые лепестки.
Я приехала, чтобы увидеться с еще одним пострепродуктивным существом, не таким экзотичным, как слон или горилла. Чистокровную лошадь по документам зовут Запоздалый Номер. В приюте ей дали имя Ива. Мне она кажется самой красивой во всем стаде, состоящем исключительно из кобыл. Шесть самок стоят в поле вокруг небольшого сарайчика с жестяной крышей. Истории многих из этих лошадей гораздо страшнее, чем у Ивы. Шоколадку спасли из летнего лагеря для туристов. Владельцы никогда не снимали с нее уздечки, и она вросла ей в морду. У жеребенка Туллы шрамы по всему телу после нападения горного льва.
Ива – не самая старая из лошадей в приюте, но ее положение связано с биологическими процессами, и она ближе всего к
