— Вы только поглядите на этих двух дам, — похвалил их отец. — Я в окружении двух самых прекрасных женщин Нового Орлеана. Каждый бы не отказался быть на моем месте.
Энтони — это было то, о чем Трейси мечтала намного больше. Это была волшебная страна, элегантно и со вкусом оформленная, с белыми скатертями и украшенными блестящими золотыми и серебряными монограммами тарелками.
Это дворец, думала Трейси. Держу пари, туда ходят обедать король и королева.
Она была слишком взволнованна, чтобы есть, поэтому старательно рассматривала всех этих великолепно одетых мужчин и женщин.
«Когда я вырасту, — мечтала Трейси, — буду ходить к Энтони каждый вечер и брать с собой папу и маму.»
— Ты же не ешь, — сказала Трейси мама.
И чтобы ей угодить, Трейси все съела несколькими глотками. Был приготовлен именинный торт с десятью свечами, и их гости пели «Хэппи Бездей», другие посетители ресторана обернулись и аплодировали, а сама Трейси чувствовала себя принцессой. За окнами она могла слышать звуковые сигналы проносившихся по улице машин.
Звон был громкий и настойчивый.
— Время ужинать, — объявила Эрнестина Литтл.
Трейси открыла глаза. Двери камер с хлопаньем открывались. Трейси лежала на своей койке, отчаянно пытаясь вернуться в прошлое.
— Эй! Время хавать, — сказала пуэрториканка.
От всякой мысли о еде Трейси затошнило.
— Я не голодна.
Паулита, толстая мексиканка, сказала:
— Es llano. Это просто. Их не волнует, голодна ты или нет. Каждый должен идти в столовую.
Заключенные были построены в коридоре в одну шеренгу.
— Ты лучше иди, или они поимеют тебя в зад, — предупредила Эрнестина.
Я не могу двигаться, подумала Трейси. Я останусь здесь.
Ее товарки по камере вышли и встали во втором ряду. Приземистая надзирательница с вытравленными перекисью волосами увидела, что Трейси лежит на койке.
— Эй, ты! — сказала она. — Ты что, не слышала звонок?! Иди сюда.
Трейси ответила:
— Я не голодна, спасибо. Я бы хотела, чтобы меня оставили в покое.
Надзирательница раскрыла широко глаза, не веря своим ушам. Она ворвалась в камеру и остановилась около койки, где лежала Трейси.
— Кто дал тебе право думать, что ты можешь лежать? Ты что, ждешь прислугу? Ну-ка, поставь свою задницу в строй. Я должна буду подать рапорт об этом случае. Если еще раз такое повторится, отправишься в карцер. Поняла?
Она не поняла. Она вообще ничего не понимала, что с ней происходит. Она с трудом поднялась с койки и встала в строй за чернокожей.
— Почему я должна?
— Заткнись! — проворчала сквозь зубы Эрнестина Литтл. — В строю не говорят.
Женщины строем направились по узкому коридору через двойные двери в огромную столовую, уставленную большими деревянными столами со стульями. Кроме того, там был длинный сервировочный прилавок с движущейся поверхностью, где заключенные выстраивались за пищей. Меню этого дня состояло из отварного тунца, зеленых бобов, бледного заварного крема и на выбор: разбавленный кофе или фруктовая вода. Порции неаппетитно выглядевшей еды накладывались в оловянные тарелки заключенных по ходу их движения вдоль прилавка, а заключенные, стоявшие за прилавком и обслуживающие остальных, только покрикивали:
— Двигайтесь, держите строй, следующая… следующая.
Трейси получила свою порцию еды и неприкаянно стояла, не зная, куда ей идти. Она оглянулась, ища Эрнестину Литтл, но та как сквозь землю провалилась. Трейси направилась к столу, где разместились Лола и Паулита. За столом сидели 12 женщин, с огромным аппетитом поглощавшие еду. Трейси посмотрела на то, что было в тарелке, и отставила от себя, так как волна желчи поднялась и заполнила рот.
Паулита пододвинула ее тарелку к себе:
— Если ты не хочешь, то я съем.
Лола сказала:
— Если ты не будешь есть, ты долго здесь не протянешь.
Я не хочу долго протянуть, безнадежно думала Трейси. Я хочу умереть. Как могут все эти женщины терпеть такую жизнь? Сколько они уже здесь? Месяцы, годы?
Она подумала о жуткой камере и омерзительном матрасе, и ей захотелось закричать, завыть. Но она только крепче сжала челюсти, так что ни один звук не вырвался наружу. Мексиканка продолжала говорить:
— Если они увидят, что ты не ешь, то посадят тебя в карцер.
Она непонимающе взглянула на Трейси.
— Это нора, и ты там одна. Тебе не понравится там.
Она наклонилась к Трейси:
— Ты здесь впервые, да? Я дам тебе совет, querida. Эрнестина Литтл управляет этим местом. Будь с ней хорошей — и все будет отлично.
Через тридцать минут после того, как женщины пришли в столовую, прозвенел звонок и они поднялись. Паулита выхватила одну зеленую фасолинку из соседней тарелки. Трейси встала за ней в строй, и женщины промаршировали назад в камеры. Ужин закончился. Было четыре часа дня.
Когда Трейси вернулась в камеру, Эрнестина Литтл была уже на месте. Без всякого любопытства Трейси представила, где та провела обеденное время. Она взглянула на туалет в углу. Ей отчаянно хотелось воспользоваться им, но она никак не могла заставить себя усесться перед остальными женщинами. Придется ждать, пока не выключат свет. Она уселась на край койки.
Эрнестина Литтл сказала:
— Как я понимаю, ты ничего не ела за ужином. Это глупо.
Как она узнала? И какое ей дело? — думала Трейси.
— Как я могу увидеть начальника?
— Ты пишешь требование. Охранники используют его как туалетную бумагу. Того, кто хочет увидеться с начальником, они считают смутьяном.
Она подошла к Трейси:
— Тута оченно много странных вещей. Тебе нужна подруга, которая оградила бы тебя от всяческих ужасов.
Она улыбнулась, показав золотые передние зубы. Голос ее был мягок.
— Такую, кто знает всякие пути этого зоопарка.
Трейси взглянула в ухмыляющееся черное лицо женщины. Казалось, что оно плывет где-то около потолка.
Это была самая высокая вещь из тех, что она когда-либо видела.
— Это жираф, — сказал папа.
Они находились в зоопарке в Одибон-Парк. Трейси очень там нравилось. По воскресеньям они направлялись туда послушать выступление оркестров, а потом родители вели ее к аквариуму в зоопарк. Они медленно прогуливались, разглядывая животных в клетках.
— Они, наверное, ненавидят всех за то, что их посадили в клетки, папа?
Отец смеялся:
— Нет, Трейси. У них прекрасная жизнь. О них заботятся, их кормят и защищают от врагов.
Животные жалостно смотрели на Трейси. Ей так хотелось открыть клетки и выпустить всех.
Я бы не хотела быть запертой, как они, думала девочка.
В 20.45 прозвенел звонок по всей тюрьме. Товарки по камере начали раздеваться. Трейси не двигалась. Лола сказала:
— У тебя 15 минут, чтобы приготовиться ко сну.
Женщины разделись и надели ночные рубашки. Надзирательница с перекисными волосами зашла в камеру. Она даже остановилась, увидев Трейси одетую.
— Давай раздевайся, — приказала она и повернулась к Эрнестине:
— Ты говорила ей?
— Ага. Мы сказали.
Надзирательница, ища слова, повернулась к Трейси:
— Мы ужо найдем способ разделаться со смутьянкой. Ты будешь делать то, что тебе здесь сказали, — или я разобью твою задницу.
Надзирательница ушла. Паулита предостерегла ее:
— Ты лучше слушай ее, детка. Старая Железные Трусы одна из главных сук.
Медленно Трейси