— Я хотела только сказать… Феба, не морочь мне голову, ты прекрасно знаешь, о чем я…
В этот момент в класс вошел Джон. Обводя его отсутствующим, рассеянным взглядом, он натолкнулся на взгляд Майи. «Что происходит со всеми нами, — подумала Майя, — неужели та ночь навела на нас злые чары и какая-то кошка пробежала между нами?»
— Привет, Майя… Привет, Фло…
Джон ничего не спросил, не улыбнулся никому из подруг, как раньше, при встрече. Уселся за стол прямо за спиной Фебы, положил на пол рюкзак, сунул в уши наушники от iPod и принялся с невыносимой методичностью раскладывать на столе карандаши, ручки, одну красную, другую синюю, учебник математики, английский словарь, тетрадь и дневник. Фло с досадой наблюдала за его действиями.
Он снял наушники, огляделся по сторонам, поднялся, подошел к Фебе и что-то прошептал ей на ухо. Девушка с признательностью посмотрела на него. Он протянул к ней руку, видимо желая погладить ее по щеке, но не решился и отдернул, лишь слегка коснувшись пальцами ее волос. После этого он вернулся на свое место.
Фло испепелила его самым яростным из своих взглядов.
— Что ты на меня так смотришь? — заметив это, огрызнулся Джон. — Кто-то же должен подбодрить нашу общую подругу. Тебе теперь не до нее. Если ты о ком и думаешь, так только о своей Майе.
— Что за ерунду ты несешь, Джон! — воскликнула Фло.
— Я говорю, что Феба, после того как стала жертвой насилия, гнусного насилия со стороны вон того гада, сейчас нуждается во мне… в нас…
Джон с ненавистью посмотрел на Гарри, развалившегося за своим столом у задней стены класса.
— А ты уже достала меня, — упрекнул Джон Фло. — Не хватало еще, чтобы ты при всех устроила мне сцену ревности!
Появление мисс Сондерс прервало их пикировку.
Звонок известил о завершении школьного дня — дня знаменательного возвращения Майи в стены родного класса. Ребята собрали книги и тетради и потянулись к выходу. Майя вышла одной из последних, краем глаза следя за Фло, которая задержалась в дверях в ожидании Джона.
«Вот дурочка, — подумала о подруге Майя, выходя во двор, — ей следовало бы сейчас оставить его в покое».
Девочка не заметила того, кто, стоя за калиткой, следил за ней, опершись об ограду. С растрепанными волосами, спадавшими на лицо, почти полностью скрытый толпой ребят, высыпавших на улицу. Это был Трент. Плотно сжатые губы и глаза лед-небесный-огонь выделялись на его бледном лице. Майя подходила к калитке, когда он сделал два робких шага ей навстречу. Но остановился. Нерешительно отступил назад. Потом повернулся и пошел прочь. И в это мгновение Майя увидела его.
Не слушая рассудка, взывавшего к благоразумию, Майя крикнула ему вслед:
— Трент, подожди!
Трент обернулся. Посмотрел на нее долгим взглядом и — ускорил шаг.
Майя осталась одна посреди улицы. Разочарованная и расстроенная. Затем двинулась к станции метро. Охваченная печальными мыслями, она не слышала шагов сзади и не сразу почувствовала прикосновение к плечу чьей-то руки. Только когда кто-то сильно сжал ее плечо, Майя очнулась и обернулась. В нескольких сантиметрах от нее было лицо Трента. Его взор проникал ей прямо в душу. Трент притяну ее к себе. Майя почувствовала его горячие губы на своих губах. Оторвавшись от нее, он прошептал:
— Я не могу жить без тебя, Майя. С тех пор как я узнал тебя, ты стала частью меня… Но я вынужден… вынужден, Майя… любовь моя, я не хочу навлечь на тебя беду…
Трент оборвал свой монолог, повернулся и ушел.
Ни разу не обернувшись.
ГЛАВА 7
Кабинет криминалиста-психолога Меган Фокс Мур в комиссариате полиции был небольшим, но очень уютным. Письменный стол из светлого дерева и металла. Очень удобное черное кресло с высокой спинкой и три белых табурета. На столе лампа итальянского дизайна с четкими прямоугольными формами. Она всегда была включена и всегда освещала аккуратные стопки журналов, отчетов и протоколов, разложенных на столе. Мерцающий экран серебристого компьютера, бесконечный ряд выровненных по линейке пеналов с карандашами, шариковыми ручками и фломастерами, разложенными строго по цветам. Меган нравилось, чтобы все лежало на своих местах. Две фотографии. На одной — она с Майей перед их домом на Флауэр и Дин-Волк. На другой — семья в полном составе: она, Дэвид и Майя в одной из последних поездок: Нью-Мехико, равнина Сан-Аугустино, 60-е шоссе, посреди пустыни на фоне нацеленных в космос двадцати семи гигантских антенн Вэри-Ладж-Эррей, самого современного мирового центра наблюдения за небесной сферой. Идея фикс Дэвида. Меган бросила взгляд на фотографию и почувствовала, как тоскливо заныло сердце.
Она перевела взгляд на листок бумаги, лежащий перед ней. Письмо пришло в комиссариат вчера, но ей передали его только с утренней почтой. К счастью, здесь, а не дома. Она оглядела стол в поисках блока самоклеящихся бумажек подходящего цвета для работы с этим ужасным посланием. Меган никогда не делала пометок непосредственно на документах. Она писала их аккуратным почерком на клеящихся разноцветных квадратиках — этих свидетелях ее каждодневной жизни. Бесконечная записная книжка-календарь, постоянно напоминавшая об обязательствах и неотложных делах. Сегодня она выбрала темно-красный цвет.
— Что за тоску ты слушаешь, Мег?
Веселый голос лейтенанта Гаррета перекрыл звучание восточного мотива, льющегося из компьютера.
— Сообщаю для невежд, это Авалокитесвара Бодхисатва. Авалокитесвара является Бодхисатвой, то есть полубогом сострадания.
— Ну если так, то конечно!
— Это по совету Майи. Они слушают это на занятиях в шаолиньском центре для повышения концентрации. И на самом деле…
— Ну, если тебе больше ничто не помогает сконцентрировать мозги, доктор… то добро пожаловать в мир лузеров.
— Гаррет, это вовсе не глупости. Восточный материализм — это свод знаний, намного древнее наших. Но ты прав, мне необходимо сконцентрироваться. А для этого любой метод хорош.
У Лоренса Гаррета, лейтенанта из отдела убийств, специалиста по самым запутанным делам Скотленд-Ярда, было две слабости: истинная страсть к костюмам с Севил Роу с ее высококлассными портными, и душевная деликатность. По правде говоря, была еще третья, но в ней он не признавался даже самому себе.
Гаррет уселся на один из белых табуретов, стоящих перед письменным столом Меган, и потянулся, чтобы взять измятый листок бумаги, лежавший перед коллегой.
— Черт подери, Мег! Ты когда-нибудь заменишь эти проклятые табуретки? Признайся, ты специально их поставила, чтобы твои гости чувствовали себя сидящими на колу!
Лейтенант поднял глаза на Меган. Помимо тревоги, на ее лице ничего не было написано. Гаррет углубился в чтение:
«Если бы ты только видела моих девочек! Вот кто красавицы!
Они совершенны, они рядом со мной и ждут меня, пока я пишу тебе.
Ах, как прекрасен мой личный театр!..»
— Когда он дал знать о себе?
— Мне принесли это сегодня утром. Думаю, что пришло вчера.
«…А твоя,