– Если твой отец узнает, то превратит твою жизнь в ад. У других будет ничем не лучше.
– Но ты-то, Дерек, почему оказался крайним?
– Не переживай, – говорю я. – Кроу имел на меня зуб. А так у него появился повод выдворить меня из школы.
Полчаса спустя звонит Брэнди. Мачеха узнала новость от Кроу и завтра собирается прикатить из Сан-Диего, а это часа три езды. Она не орет, не отчитывает меня и не ведет себя, будто она мне мать. Наоборот, говорит, что пыталась убедить Кроу пересмотреть решение о моем исключении. Как будто это сработает. Не думаю, что Брэнди входила в школьную команду по дебатам, и у меня нет особых надежд на силу ее убеждения. Честно говоря, даже не уверен, что она вообще окончила школу.
Утром следующего дня, когда я все еще не знаю, что делать, ко мне стучатся охранники кампуса. У них четкий приказ: немедленно препроводить меня в кабинет директора.
Проходя через квадратный двор в сопровождении охранников, я слышу, как шепчутся студенты, мимо которых мы идем. Не так уж часто бывает, чтобы кого-то исключили. Лестница ведет в дирекцию, где на доске почета висят фотографии выпускников, ставших знаменитыми спортсменами, астронавтами, конгрессменами или успешными бизнесменами, – школа ими гордится. Пару лет назад я мог бы мечтать увидеть там и свое фото, но не сейчас.
Дверь в кабинет Кроу открывается, я вижу сидящую напротив директора женщину. Это Брэнди – вот уже восемь месяцев жена моего отца. Младше его на четырнадцать лет, а это значит, что ей двадцать пять, то есть на восемь лет больше, чем мне. Оранжевые туфли на шпильке, им в тон огромные серьги, свисающие до плеч. Платье на пару размеров ей велико, что на нее совсем не похоже. Раньше, когда мне доводилось с ней встречаться, она одевалась в обтягивающие декольтированные наряды, будто для похода в ночной клуб. Здесь, в кабинете, полном красного дерева и темной кожи, она не в своей тарелке.
Когда я вхожу, Брэнди, скользнув по мне взглядом, переключает внимание на Кроу.
– Так какие у нас варианты? – спрашивает она, теребя серьгу.
Кроу закрывает лежащую на столе папку.
– Извините, но я вариантов не вижу. Миссис Фицпатрик, гнусные деяния по отношению к животным в Риджентс не допускаются. Ваш сын…
– Пасынок, – поправляю я.
Кроу смотрит на меня, не скрывая неприязни.
– Ваш пасынок все-таки перешел черту. Сначала мне сообщили, что он совершенно забросил общественную работу. Потом пошли слухи, что он ходит на вечеринки со спиртным и наркотиками. И это помимо списывания на экзаменах и порчи школьного имущества рвотой. Теперь вот розыгрыш с использованием живого домашнего скота. Мы проявляли к Дереку терпение и сочувствовали трудностям, выпавшим ему в предшествующие годы, но это не извиняет его провинностей. В приготовительной академии Риджентс в наши обязанности входит слепить из молодых людей активных граждан и будущих лидеров, несущих ответственность за общество и окружающую среду. Очевидно, Дерек больше не желает быть частью наших гордых традиций.
Я закатываю глаза.
– А может, вы поставите его выполнять общественные работы, или пусть, скажем, напишет какое-нибудь письмо с извинением? – спрашивает Брэнди, и ее браслеты звенят, когда она постукивает по сумочке покрытыми ярким лаком ногтями.
– Боюсь, что нет, миссис Фицпатрик. Дерек не оставил мне другого выбора, кроме как исключить его.
– Исключить, то есть он, типа, не может вернуться для учебы в выпускном классе? – Обручальное кольцо Брэнди отражает блик солнечного луча, как решительное напоминание: она замужем за отцом.
– Совершенно верно. У меня связаны руки, – объясняет ей Кроу, и это полное вранье. Он сам с легкостью устанавливает и меняет правила, как ему вздумается. Но я не собираюсь перечить. Это ничего не изменит, так зачем мучиться? – Решение принято, – продолжает Кроу. – Если хотите подать на апелляцию в совет директоров, которые в большинстве своем сами стали свидетелями беспорядка на церемонии вручения дипломов, пожалуйста, заполните соответствующие формы. Хотя должен вас предупредить: процедура апелляции занимает долгое время, и положительный исход маловероятен. А теперь извините меня – мы все еще не обнаружили одного из животных, выпущенных вашим пасынком, и мне нужно принять серьезные антикризисные меры.
Брэнди открывает было рот в отчаянном усилии его переубедить, но тут же со вздохом закрывает, когда Кроу легким движением руки указывает нам на дверь. Я веду Брэнди назад в комнату, и ее шпильки стучат по пешеходной дорожке: клик-клик. Там, в кабинете, не было заметно, но теперь совершенно ясно: с нашей последней встречи она растолстела. Неужели ей наплевать, что все вокруг глазеют на нее в этом ужасном прикиде, на взбитые слишком длинно наращенные белокурые волосы? Да она, наверное, даже и не понимает, что представляет то еще зрелище.
Перед тем как объявить, что они собираются пожениться, папа усадил меня и сказал, что Брэнди делает его счастливым. Только из-за этого я пока полностью не списал ее со счетов.
– Возможно, – говорит Брэнди так оживленно, что ее голос звенит по всему двору, – это к лучшему.
– К лучшему? – Я издаю короткий смешок и, остановившись, резко разворачиваюсь к ней. – К какому еще лучшему?
– Я решила переехать обратно в Чикаго, в дом, где живет моя семья, – отвечает она. – Ведь твоего отца не будет шесть месяцев, и так лучше для Джулиана. Знаешь, осенью ему идти в детский сад.
Брэнди широко улыбается. Похоже, она ожидает, что я радостно запрыгаю и захлопаю в ладоши, приветствуя новость о переезде. Или улыбнусь ей в ответ. Ничего этого я делать не собираюсь.
– Брэнди, я в Чикаго не поеду.
– Глупости. Дерек, тебе ужасно понравится в Чикаго. Там зимой снег, а осенью листья клевых цветов…
– Да ладно, – перебиваю я эту тираду в честь Чикаго. – Не обижайся, но нас едва ли можно назвать семьей. Вы, стар и млад, езжайте в Чикаго. Я же останусь в Сан-Диего.
– Да… кстати… – Она закусывает нижнюю губу. – Я отменила аренду. На следующей неделе в дом переезжает другая семья. Я хотела тебе раньше сообщить, но не стала перед самыми годовыми экзаменами, а ты все равно уже решил остаться на лето в студенческом городке, так что я, типа, подумала, что не срочно.
Меня охватывает страх.
– Получается, мне вроде негде жить?
Она снова улыбается.
– Что ты, есть где. В Чикаго, со мной и Джулианом.
– Брэнди, послушай. Не думаешь же ты, что я бы переехал в Чикаго перед выпускным классом? – Все переезжают в Калифорнию из Чикаго, а не наоборот.
– Тебе Чикаго точно понравится, обещаю, – продолжает заливаться она.
Да ни за что. К сожалению, в Калифорнии мне жить не с кем. Родители отца умерли, да и отца моей мамы, кажется, тоже давно нет. Мамина мама… скажем только, что она живет в