2 страница
исключен. В родном крохотном городке его все знали – и его семью, и мать, и жену. Он допил мартини и бросил пустой бокал в кусты.

– Если дама хочет выпить, найдем, – сказал Лео.

Матильда надела босоножки, бережно закрепила тонкий металлически блестящий ремешок над распухшей левой щиколоткой, потом над правой. Выпрямилась, и ее глаза оказались на уровне глаз Лео.

– Ненавижу плоскую подошву, – сказала она, слегка одергивая обтягивающую белую блузку. – От нее такое чувство, что ты вся вообще плоская.

Лео почти втолкнул Матильду на переднее сиденье, с глаз долой, за надежно затонированное стекло.


Матильду, сидевшую на переднем сиденье машины, поразил собственный металлический гнусавый голос, раздававшийся из неприлично качественных автомобильных динамиков. Он звучал совсем не так, как на старом компьютере сестры. Несравнимо лучше.

Лео слушал и постукивал ладонью по рулю. Обручальное кольцо посверкивало в рассеянных лучах потолочного светильника. С женатыми Матильда принципиально не имела дела. Она видела, как Лео пытается изобразить, что его заинтересовал ее голос, ищет, что бы такого лестного сказать.

– У меня есть записи получше. Я не то загрузила, – сказала Матильда. Она чувствовала, как у нее от стыда загораются уши. Лео смотрел в окно. – Я лучше пойду обратно, – она взялась за дверную ручку.

– Не надо, – сказал Лео, положив руку ей на бедро.

Она подавила желание отстраниться и выпрямилась; мысли путались. Как бы удержать его внимание? Она терпеть не могла работу официантки, но Фернандо ее просто убьет за то, что она исчезла в разгар обеда. Лео беззастенчиво пялился на ее грудь. Она посмотрела на свои колени и увидела на черных брюках маленькое пятнышко. Поскребла ногтем – капля заправки с бальзамиком; она ее литрами мешала. Внутри сейчас все, наверное, раскладывают по тарелкам месклан и креветки гриль, выжимая заправку из бутылочек по краю тарелки чем-то вроде волны, какие рисуют дети, чтобы изобразить море.

– Я бы хотела увидеть океан, – тихо сказала она.

И тут, так медленно, что она сначала даже не поняла, что происходит, Лео взял ее руку (на одно глупое мгновение ей показалось, что он сейчас поднесет ее к губам, как герой маминого сериала) и положил себе на колено. И она навсегда запомнит то, как он на нее смотрел. Он не закрыл глаза, не откинул голову, не набросился с мокрыми поцелуями, не принялся возиться с пуговицами ее блузки; он пристально и долго смотрел ей в глаза. Он ее видел.

Она чувствовала, как он отзывается на прикосновение, и это заводило. Лео смотрел ей в глаза, а она слегка сжала пальцы, и баланс сил в машине внезапно сместился в ее сторону.

– Я думала, мы поедем к океану, – сказала она; ей хотелось убраться подальше от кухни.

Он усмехнулся и включил заднюю передачу. Она расстегнула ему брюки, прежде чем он до конца защелкнул ремень.


Нельзя винить Лео за то, что он так быстро достиг кульминации. Жена уже несколько недель держала его на голодном пайке, после того как застукала милующимся с няней в дальнем коридоре летнего домика друзей. Гоня машину к воде, Лео надеялся, что сочетание выпивки, кокаина и велбутрина замедлит его реакцию, но, когда Матильда решительно сжала руку, он понял, что все происходит слишком быстро. На секунду закрыл глаза – всего на секунду, – чтобы собраться, отвлечься от пьянящего образа ее руки, коротко подстриженных голубых ногтей, движущихся вверх и вниз. Лео так и не увидел внедорожник, вылетевший на Оушен-авеню справа, наперерез их машине. Он слишком поздно понял, что визжала не Матильда в динамиках, а что-то совершенно иное.

Они оба и завизжать-то не успели.

Часть первая. Снегтябрь

Глава первая

Поскольку трое Пламов накануне вечером договорились по телефону, что при своем брате Лео пить не станут, все они – не подозревая о том – сидели сейчас в барах возле Гранд Сентрал[4], тайком наслаждаясь предобеденным коктейлем.

Стоял странный осенний день. Два дня назад на среднеатлантическое побережье обрушился северо-восточный ветер, столкнувшийся с холодным фронтом, надвигавшимся со стороны Огайо, и арктическими воздушными массами, спускавшимися из Канады. Буря, которая разразилась в результате, кое-где обернулась рекордными снегопадами, завалившими города от Пенсильвании до Мэна; чудовищно ранняя зима. В спальном пригороде в тридцати милях к северу от Манхэттена, где жила Мелоди Плам, деревья большей частью еще не сбросили листья, и многие рухнули под тяжестью снега и льда. Улицы были усыпаны обломившимися ветками, кое-где до сих пор не было электричества, и мэр поговаривал об отмене Хеллоуина.

Несмотря на пронизывающий холод и короткие перебои с током, поезд Мелоди добрался до Гранд Сентрал без приключений. Она уселась в баре отеля «Хаятт» на Сорок второй улице, точно зная, что там не столкнется ни с братом, ни с сестрой; она предлагала пообедать в ресторане отеля вместо их обычного места, «Устричного бара» на Гранд Сентрал, и Джек с Беатрис ее высмеяли, поскольку «Хаятт» не входил в список приемлемых заведений по каким-то таинственным критериям, разбираться в которых у нее не было ни малейшего желания. Она больше не собиралась чувствовать себя хуже этих двоих, не собиралась тушеваться из-за того, что не разделяет их преклонения перед всем староманхэттенским.

Сидя за столиком возле высоченного окна на верхнем уровне огромного вестибюля (приходилось признать, очень неприветливого – слишком большой, серый и современный, над головой маячит какая-то жуткая скульптура из стальных труб, она так и слышала, как смеются над ней Джек и Беа; хорошо, что их тут нет), Мелоди заказала бокал самого недорогого белого вина (двенадцать долларов, дома она столько и на бутылку не потратила бы) и понадеялась, что бармен нальет пощедрее.

Погода с самой бури так и держалась не по сезону холодная, но солнце наконец-то выглянуло, и температура начала подниматься. Кучи снега на всех перекрестках быстро таяли, превращаясь в несудоходные озера ледяной каши. Мелоди наблюдала, как одна особенно неэлегантная женщина пыталась перепрыгнуть стоячую воду и промахнулась на пару дюймов, приземлившись красной балеткой точно в лужу – должно быть, ледяную и грязную. Мелоди бы не отказалась от пары таких же симпатичных туфель, но ей бы уж точно не пришло в голову надеть их в такой день.

Она ощутила укол тревоги, подумав о том, как ее дочери приедут в центр и как им придется пробираться по столь ненадежным перекресткам. Отпила вина (так себе), вынула из кармана телефон и открыла свое любимое приложение, которое Нора называла «Сталкервилем». Нажала кнопку «Найти», подождала, пока загрузится карта и на экране материализуется точка, обозначавшая ее шестнадцатилетних близнецов.

Мелоди до сих пор не верилось в это чудо – устройство, которое помещается в руке и позволяет точно отследить, где сейчас Нора и Луиза, если только телефоны при них. А они же