– Мэри-Бет! – заорал он. Потом пронзительно свистнул.

Глядя со стороны, никто бы не заподозрил в нас братьев. Джекоб пошел в отца, я же был копией матери, так что никакого сходства между нами не наблюдалось. Я – темноволосый, кареглазый, среднего роста и телосложения. Джекоб – на несколько дюймов выше меня, голубоглазый блондин. К тому же толстый до безобразия – истинная карикатура. У него все было большое – руки, ступни, зубы, даже стекла очков были толстыми, и весь он казался каким-то обрюзгшим, рыхлым.

До нас доносился лай собаки. Постепенно он становился все более отдаленным.

– Мэри-Бет! – снова крикнул Джекоб.

Нас окружали могучие деревья – клены, дубы, каштаны, платаны; росли они здесь очень густо, и подлеска практически не было. Я мог различить следы лисицы, плутавшие меж стволов, – они вели в самую чащу. Параллельно им шли круглые и широкие отпечатки лап Мэри-Бет, выделявшиеся на снегу темными пятнами, похожими на хоккейную шайбу. Больше ничто не нарушало снежной глади.

Лай собаки был уже еле слышен.

По другую сторону дороги раскинулось заснеженное поле. Там я тоже разглядел следы – они шли от самого горизонта и вырисовывались прямой пунктирной линией, словно лисица бежала вдоль одной из борозд, скрытых от глаза снегом. Вдалеке, чуть к востоку, виднелась ферма Дуайта Педерсона: несколько высоких деревьев во дворе, сарай из темно-красного кирпича, пара зернохранилищ и двухэтажный дом, который на фоне занесенного снегом поля выглядел серым, хотя, насколько я знал, на самом деле был голубым.

– Она держала в зубах цыпленка Педерсона, – сказал я.

– Украла, – соглашаясь, кивнул Лу. – Средь бела дня.

Джекоб опять свистнул, подзывая Мэри-Бет. Нам вдруг показалось, что собака уже не удаляется от нас. Лай не становился ни громче, ни слабее. Мы внимательно прислушались. Я начинал мерзнуть – с поля дул сильный холодный ветер, и мне не терпелось поскорее забраться в машину.

– Позови его еще раз, – предложил я. Джекоб проигнорировал мои слова.

– Загнала ее на дерево, – сказал он, обращаясь к Лу.

Лу стоял, засунув руки глубоко в карманы. На нем была армейская куртка – белая, специально для маскировки на снегу.

– Похоже на то, – отозвался он.

– Нам придется сходить за ней, – проговорил Джекоб.

Лу кивнул, достал из кармана шерстяную шапочку и натянул ее на свой розовый череп.

– Покричи еще, – продолжал настаивать я, но Джекоб вновь пропустил мои слова мимо ушей. Тогда я сам попытался позвать собаку.

– Мэри-Бет! – что есть мочи крикнул я. Мой голос прозвучал в морозном воздухе жалостливо и робко.

– Он не идет, – сказал Лу.

Джекоб подошел к грузовику и открыл дверцу со стороны водителя.

– Тебе вовсе не обязательно идти, Хэнк, – заявил он. – Если хочешь, можешь подождать здесь.

Мне даже в голову не пришло прихватить с собой шапку, да и сапог на ногах у меня не было – я вовсе не собирался бродить по снегу, – но я знал, что и Джекоб, и Лу хотят, чтобы я остался ждать их в машине, словно немощный старикан; знал и то, что это непременно явится предметом их гнусных шуточек, пока они будут плутать по лесу, и поводом подразнить меня, когда вернутся.

Поэтому, вопреки своему желанию, я сказал:

– Нет, я пойду.

Джекоб нырнул в машину и принялся шарить за спинкой сиденья. Когда мой брат вылез обратно, в руке он держал охотничье ружье. Достав из картонной коробочки пулю, он вогнал ее в ствол. Потом опять спрятал коробку где-то за сиденьем.

– Тебе нет никакого смысла идти с нами, – заметил он. – Ты только замерзнешь.

– А для чего тебе ружье? – спросил я. Краешком глаза я уловил ухмылку на лице Лу.

Джекоб пожал плечами. Обхватив ружье обеими руками, он поднял воротник своей куртки, прикрывая от мороза уши. Джекоб был в парке ярко-красного цвета, которая, как и вся его одежда, казалась ему маловата.

– Это заповедная зона, – напомнил я. – Здесь нельзя охотиться.

Джекоб улыбнулся.

– Это будет компенсацией: лисий хвост за мою разбитую фару. – Он бросил взгляд на Лу. – Я зарядил ружье только одной пулей, как настоящий северный охотник. Как ты считаешь, это справедливо?

– Вполне, – ответил Лу и издал какой-то урчащий звук.

Оба приятеля при этом загоготали. Джекоб, осторожно ступил ногой в сугроб, помедлил, балансируя, словно опасаясь завалиться назад, потом собрался с силами и, неуклюже выбравшись из сугроба, рванул к лесу. Лу, все еще продолжая хихикать, отправился следом за ним, оставив меня на дороге в полном одиночестве.

Я колебался, пытаясь выбрать между комфортом и гордостью. В конце концов победила гордость, да и возникавший в сознании образ злорадствующего Лу тоже прибавлял решительности. С чувством, граничащим с отвращением, я обнаружил, что лезу через сугроб, пробираюсь сквозь толщу снега, торопясь догнать своих спутников, пока они не ушли далеко вперед.

В лесу снег был глубоким – ноги проваливались по голень. Под ровным снежным покровом скрывались стволы упавших деревьев, ямы и пни, так что прогулка оказалась гораздо тяжелее, чем я предполагал. Лу прокладывал путь; двигался он проворно, ловко, как крыса, проскальзывая меж деревьев. Глядя на него, казалось, что он уходит от погони. Я шел по его следам, Джекоб заметно поотстал, лицо его раскраснелось и было лишь на полутон светлее куртки. Джекобу было тяжело продвигать свою огромную тушу по такому глубокому снегу.

А лай собаки, как назло, ничуть не приближался.

Мы шли так еще минут пятнадцать. Внезапно деревья словно расступились, и нашему взору открылась широкая и довольно глубокая впадина, похожая на след от приземлившегося здесь миллионы лет назад гигантского метеорита. В ложбине рядами тянулись низкорослые чахлые деревца – остатки яблоневого сада Бернарда Андерса.

Мы с Лу остановились, поджидая Джекоба. Говорить мы не могли: оба дышали с трудом. Джекоб прокричал нам что-то из-за деревьев, потом рассмеялся, но никто из нас его так и не расслышал. Я огляделся вокруг, пытаясь отыскать собаку – следы ее лап четко выделялись на снегу, но за деревьями снова терялись.

– Его здесь нет, – сказал я.

Лу прислушался к собачьему лаю. Казалось, мы так и не приблизились к нему.

– Да, – согласился он. – Его здесь нет.

Я еще раз окинул взглядом окрестности. Единственным движущимся объектом, насколько мне удалось разглядеть, был Джекоб, яростно пробивавшийся сквозь сугробы. Нас с ним разделяло ярдов пятьдесят, и этот отрезок пути он, по всей видимости, собирался преодолевать еще очень долго. Куртка его была распахнута, и даже на расстоянии я слышал его тяжелое, хриплое дыхание. Ружье он приспособил под посох – загоняя приклад в снег, он опирался на ствол и, отталкиваясь, делал очередной шаг вперед. За ним тянулась широкая колея из глубоких и беспорядочных следов, и со стороны можно было подумать, что его насильно волокли через лес и он отчаянно сопротивлялся.

Когда он наконец догнал нас, пот с него струился градом,