– Во-первых, примите мои самые искренние соболезнования. Ваша матушка была очень хорошим человеком.
– Спасибо, Владимир Довлатович, – всхлипнула Нина.
Эх, мама, мама… Как-то быстро всё случилось и неожиданно. Теперь никуда не денешься, придётся делить нашу старую квартиру. Я понимаю, сейчас не время… А с другой стороны, когда будет «время»? Ведь что-то решать надо. Может, конечно, все ждут, что свою часть я должна отдать Нинке? Ну, понятно! Она же снимает облезлую халупу на окраине с каким-то приятелем, или кто он ей там? А вот с чего вдруг? Только потому, что она неприспособленная и безответственная? Другими словами, снова из жалости? Или потому что у меня есть своя новая хорошая квартира в центре Новобержска? Так я её ЗАРАБОТАЛА, между прочим, собственными силами, и это было совсем непросто! Короче, законную часть наследства я ей отдавать не собираюсь. К тому же мамина квартира – в старом доме, потолки высокие, кухня – просто спортзал. Есть что делить по справедливости.
А господин Булатов явно тянет время, и если его не поторопить, мы застрянем здесь надолго. Атмосфера здесь и так гнетущая, и я начинаю нервничать. Что уж там такого нам приготовила мама напоследок?
– Может, приступим? У меня ещё дела в городе.
– Извольте.
Лицо адвоката окаменело, словно он наткнулся на что-то мерзкое. Видимо, на меня. Что ж, я часто вижу такое выражение на лицах. Раньше меня это даже беспокоило, но теперь… Может, я и веду себя иногда, как стерва, но иначе нельзя. Я не виновата, что людям нужно давать пинка, чтобы они, наконец, начали хоть что-то делать.
– Я имею обязательства перед вашей матерью в части выполнения её последней воли. За неделю до трагической кончины она составила завещание, один из экземпляров которого доверила мне на хранение.
Он достал из первого ящика стола тонкую пластиковую папку, но открыл её не сразу, словно всё ещё сомневался в чём-то.
– Итак…
И он принялся монотонно читать:
– «Город Идым. Новобержская область. Российская Федерация. Восемнадцатое декабря …»
Как-то всё глупо и неестественно. Как во сне. Нет, церемония, конечно, получилась красивая. Не знаю, можно ли так сказать о похоронной церемонии. Спасибо тёте Люсе, всё организовала, на Нинку всё равно надежды никакой нет.
– «…Я, Тураева Анастасия Фёдоровна, 03.08.1966 года рождения, проживающая в городе Идым по улице Набережная, д. 1, кв. 33, паспорт серия…»
Так и знала, что толку из Нинки не выйдет. Всю жизнь за маминой спиной прожила, как нежное хрупкое растение. Столько лет прошло, но ничего не изменилось! Ну, что ж. Может, хоть теперь что-то в голове у неё прояснится.
– Переходите к сути, – не выдержала я.
Булатов окинул меня неприязненным взглядом и продолжил:
– «…настоящим завещанием делаю следующие распоряжения: 1. Всё моё имущество, какое ко дню моей смерти окажется мне принадлежащим, в чём бы таковое ни заключалось и где бы оно ни находилось, я завещаю моей дочери Тураевой Нине Марковне. 2. Содержание статьи Гражданского кодекса Российской Федерации…»
– Так, подождите, то есть как?.. Всё Нине?!
Булатов не сразу поднял глаза, явно справляясь со злорадной усмешкой, которую ну никак не мог себе позволить в моём присутствии, как бы дурно ко мне ни относился.
– Мне очень жаль, Ольга Марковна, но завещание составлено по всем правилам, и крайне недвусмысленно. Опережая ваш вопрос, спешу заверить: этот экземпляр в точности совпадает с тем, что вы найдёте у нотариуса.
В другой момент я бы оценила его сарказм, но не сейчас. Это несправедливо, в конце концов! Она всё завещала Нине! ВСЁ!! Ну хорошо, может, я и не нуждаюсь в деньгах, но я ТОЖЕ ЕЁ ДОЧЬ!!!
– Я этого так не оставлю!
– Это ваше право, Ольга Марковна, – сухо отозвался адвокат. – Можете оспорить завещание в суде.
– Даже не сомневайтесь!
– Оля, не надо суд! – Нина испуганно дёрнулась в мою сторону. – Мне не нужна эта квартира!
– А мне не нужны твои подачки! Пусть всё будет по закону!
И даже сейчас строит из себя блаженную. Вот как ей это удаётся? Я не выдержала, хлопнула дверью. Нет, Нинка в принципе здесь не виновата, просто… обидно. Словно я и не дочь вовсе, а так… Неужели мама до самого конца до такой степени злилась на меня, что лишила наследства?! Это абсурд какой-то! Не такой уж и серьёзной была наша ссора. Всего лишь эмоции и упрямство. Но чтобы вот так… Совсем… Я просто не верю!
Ладно, к чёрту! Как говорила Скарлетт О’Хара, «подумаю об этом завтра». У меня и без того дел по горло. Надо будет купить что-нибудь тёте Люсе, все-таки старалась старушка. Да и соседка как-никак, с детства её знаем. Помню, она часто сидела с нами, своих детей у неё нет. В детстве мы с Нинкой как-то ладили, даже не знаю, почему. Может, время было другое или мы другие… Не знаю…
Ленинский проспект плавно перетекал в Новобержское шоссе, а я даже не заметила, как вылетела за пределы Идыма. Нинка упорно названивает, но у меня нет сейчас желания говорить с ней. Старая обида, похоже, проросла корнями слишком глубоко. Телефон отключила, и мне вдруг вспомнилось, как мы кормили голубей в парке, катались на велосипедах по родной «Набережной». Что за дурацкое название? Видимо, фантазии не хватило. Раз на берегу реки – значит, Набережная. А что и река – не река – а так, речушка Дымка. И смешно величать «Набережной» двести метров вдоль покосившегося забора, призванного оградить невнимательных прохожих от риска свалиться вниз на лёд.
А вот в старой маминой квартире ничего не изменилось. В её «рабочем» кабинете антураж, прямо скажем, тот ещё. Веет потусторонним, даже жутко. Шторы плотно задёрнуты, цветастое покрывало на старинном бабушкином зеркале в человеческий рост. Свечи эти, шар хрустальный, карты веером на потрёпанной скатерти. Сразу и не скажешь, что ворожба – дело прибыльное.
А с другой стороны, откуда у неё были деньги на такого адвоката? Значит, деньги всё-таки где-то есть, надо будет выяснить. А то если они попадут в руки Нине, считай, их никогда и не было – всё потратит на какую-нибудь ерунду очередную.
Не знаю