– Важно!

– Дорогая, – морщится мама, – сама знаешь, от меха у меня раздражение на коже. И я так мечтала надеть это кимоно. А у Дженис такое изысканное японское свадебное пальто, ты будешь в восторге…

– Хочешь сказать, Дженис тоже явится в японском?!

Я должна была предвидеть, как все обернется. Мама подсела на японскую тему после того, как Дженис вернулась из Токио и стала устраивать суши-вечеринки с бриджем. Но сегодня ведь я тут главная, а я объявила, что все будет в русском стиле.

– Прошу прощения! – В холл вплывает жизнерадостная особа, в руках у нее серебряный поднос, уставленный тарелками. – Куда поставить азиатские закуски?

Какие закуски?!

– Прошу прощения! – Сверлю особу свирепым взглядом. – Я заказывала русскую еду! Икру, копченую лососину, пирожки, водку…

– Ну да, а еще суши и сашими. – Особа встревоженно косится на маму. – Разве не так? И сакэ.

– Все верно, – торопливо говорит мама. – Несите все на кухню. Спасибо, Норин.

Я скрещиваю руки на груди и пристально смотрю на маму:

– Кто заказал суши?

– Я кое-что добавила в меню, – бормочет она. – Для разнообразия.

– У нас сегодня русская тема!

От злости я чуть ногами не топаю. Что толку ломать голову, стараться, если все твои наработки игнорируют, да еще тебе ни слова не говорят об изменениях?!

– У нас могут быть две темы! – с воодушевлением предлагает мама.

– Нет!

– Сочетание русского и японского! Да-да! В наши дни все знаменитости предпочитают фьюжн.

– Но… – Я умолкаю.

Русско-японское сочетание. На самом-то деле, занятно… И почему я до этого не додумалась?

– Ты можешь воткнуть в волосы японские палочки для еды. Будет так мило!

– Ладно, – нехотя соглашаюсь я. – Деваться все равно некуда.

Достаю телефон и отправляю эсэмэску Сьюзи и Дэнни:

Привет. Новая тема – русско-японский фьюжн. Позвоню! Целую.

Тут же приходит ответ от Сьюзи:

Японский?? И что мне делать???

Настукиваю:

Может, воткнешь в волосы палочки для еды?

Мама уже принесла лакированные черные палочки и тычет ими мне в голову.

– Без заколок не обойтись! – выносит она вердикт. – А как насчет Люка?

– Он не станет втыкать в волосы палочки для еды.

– Да нет, глупенькая! – смеется мама. – Я спрашиваю, он уже здесь?

Мы не сговариваясь смотрим на часы. Люк раз шестьсот поклялся, что не опоздает на крестины.

И он не опоздает. Не должен.

Бог его знает, что у него за жуткий кризис на работе. Люк ничего мне не рассказывает, но последние два дня он почти не бывает дома, а наши телефонные беседы длятся не дольше трех секунд.

Отправляю ему очередное сообщение:

Ты едешь?! Где ты?!!!!

Почти тут же получаю ответ:

Стараюсь изо всех сил.

Старается? И что это означает? Он едет или еще торчит в офисе? Мне не по себе. Люк не вправе опоздать на крестины собственной единственной дочери.

Появляется папа:

– Где Люк? Еще не вернулся?

– Нет.

– Времени у него в обрез.

– Он будет с минуты на минуту. – Вымучиваю безмятежную улыбку. – Торопиться совершенно некуда.

Но Люка все нет и нет. Поставщики уже закончили работу. Все готово. Без двадцати двенадцать я стою с Минни в холле и не отрываю взгляда от подъездной дорожки. Я писала Люку каждые пять минут, но потом бросила это занятие. У меня кружится голова. Где мой муж?!

Сзади неслышно подкрадывается мама:

– Солнышко, нам пора. Гости уже собираются в церкви.

– Но… – Я поворачиваюсь и вижу, что мама сама не своя от беспокойства. Она права. Мы не можем так обойтись с гостями. – Хорошо. Пошли.

У машины набираю новое сообщение, хотя перед глазами все плывет от слез.

Люк, мы едем в церковь. Ты можешь пропустить крестины.

Устраиваю Минни в детском сиденье и сажусь рядом с ней.

– Уверен, у него уважительная причина, – говорит папа, сворачивая с подъездной дорожки.

Мы с мамой молчим, страшась предположить, что это за причина.

– Что опять случилось, родная? – решается спросить мама. – Новый кризис?

– Наверное. – Я смотрю в окно. – Что-то очень серьезное. Больше я ничего не знаю.

Мой телефон неожиданно подает признаки жизни.

Бекки, так жаль. Не могу объяснить. Все еще в офисе. Возьмем вертолет. Ждите меня. Л

Я с недоверием пялюсь на экранчик. Вертолет? Он прилетит на вертолете?

И неожиданно я взбадриваюсь. Хочу сообщить маме и папе про вертолет, но телефон снова пикает.

Может, еще задержусь. По уши в дерьме.

Меня окатывает волной разочарования.

Какое дерьмо? Какие уши?!!

Но ответа нет. Ох, до чего же он невыносим. Вечно что-то скрывает. Наверное, просто какой-то мерзкий инвестиционный фонд заработал на пару миллионов фунтов меньше, чем ожидалось.

Церковь уже полна гостей, и я верчу головой по сторонам, приветствуя маминых партнерш по бриджу. Что вы думаете, половина из них явились в японских нарядах. Нет, я все-таки устрою маме сладкую жизнь! Слышу свой голос, раз пятьдесят повторяющий: «На самом деле у нас сегодня японско-русская тема» и «Люк летит сюда на вертолете». Затем мама выводит за руку Минни, и все дружно принимаются ворковать.

– Бекс!

Я оборачиваюсь.

Это Сьюзи, она выглядит чудесно в фиолетовом с вышивкой пальто и отороченных мехом сапогах, в волосах у нее пара деревянных мешалок для кофе из «Старбакса».

– Это все, что я смогла найти, – сердито говорит она. – Ты сказала – русский стиль! Откуда вдруг взялись японцы?

– Это все мама! – Хочу рассказать, как было дело, но тут появляется преподобный Паркер, такой нарядный в своей шелестящей белой хламиде.

– Ой, здравствуйте! – радуюсь я. – Как поживаете?

Отец Паркер не из этих нудных святош, что заставляют тебя терзаться чувством вины по любому поводу. Нет, он викарий типа «почему-бы-нам-не-выпить-джина-с-тоником-перед-ланчем». Жена его работает, а сам он всегда загорелый и раскатывает на «ягуаре».

– Прекрасно. – Он тепло пожимает мне руку. – Рад вас видеть, Ребекка. И хочу сказать, ваша японская тема очаровательна. Я обожаю суши.

– Вообще-то у нас японско-русский микс, – поправляю его я. – Будут блины и водка из стопок.

– А, в самом деле! – сияет он. – Как я понимаю, Люк задерживается.

– Он будет с минуты на минуту. – Я скрещиваю пальцы за спиной. – Вот-вот приедет.

– Хорошо. Потому что меня слегка поджимает время. Вы определились со вторым именем? Не могли бы вы написать его для меня?

О господи.

– Почти. Я почти…

– Ребекка, ну куда это годится? – В голосе викария нетерпение. – Я не могу крестить вашу дочь, не зная ее имени.

Ну вот, опять на меня давят. Я думала, викариям положено быть понимающими.

– Я окончательно решу этот вопрос, когда буду молиться, – спешу оправдаться я. – Хочу, чтобы меня вдохновила Книга. – Хватаю Библию, лежащую на соседнем столике. – Может, я решу назвать ее Евой. Или Марией.

Проблема в том, что викарий знает меня с пеленок. Он скептически приподнимает брови и спрашивает:

– А крестные родители здесь? Надеюсь, они достойные люди.

– Конечно! Вот крестная мать. – Я выталкиваю Сьюзи вперед, она обменивается с Паркером рукопожатием и принимается нахваливать церковные витражи.

Сьюзи бесподобна. Она всегда знает, что кому сказать. Вот и сейчас очень кстати завела речь о витражах. И где только она всего набралась? Должно быть, в своем пансионе благородных девиц.