— Ага, еще и написала тексты сама, наверное. Ну, прямо вечер бардовской песни, — ухмыльнулась Этна, выбирая самый крупный апельсин. Пользуясь отсутствием Сианны и прочих нежелательных свидетелей, она одним заклинанием сдернула с него шкурку. По комнате распространился резкий свежий запах.
— Ты не смейся. Мне очень понравилось.
— А чего тогда ушла?
— Дискотека стала пение заглушать, — нехотя призналась я, привычно ожидая насмешек и обвинений в ретроградстве. — А вы почему домой так рано вернулись?
— Устали, — коротко пояснила Этна.
Ванную в итоге я посетила последней. Ждать пришлось долго, но с другой стороны — и меня никто не торопил. После теплого душа навалилась страшная усталость. Я едва добралась до постели и успела прошептать в темноту «Доброй ночи». А потом — все. Как вырубили.
* * *«Здравствуй, Ледышка».
«Здравствуй, Тай. Давно не виделись».
Молчание. Потом, тихо:
«Ты не сердишься на меня?»
Смех. Беспечный, и легкий, как ветер. Он чуть покалывает кожу, и я замираю от восторга, прислушиваясь к этому звуку. Я тоже смеюсь. А голоса в темноте продолжают тихий разговор, не обращая на меня внимания. Я — невидимка.
«Нет. Не сержусь. Ты прав, ты всегда прав. Ты успел вовремя. Я благодарен тебе, и…»
Пауза.
«Что?»
Он встревожен. Неуверенные нотки в голосе собеседника ранят его сильнее, чем обвинения и угрозы.
«И я скучаю по тебе, Тай. Правда. Я знаю, что я для тебя всегда был как непутевый младший брат, от которого одни неприятности, но…»
«Не говори так! Ты — самое дорогое, что у меня есть».
«А твой сын?»
«Ледышка… Не надо…»
Он замолкает. Когда он начинает говорить вновь, в его голосе боль.
«Мой сын презирает меня за слабость. Он отказался от меня».
Ярость, холодная и далекая, вспыхивает, как падающая звезда в августовском небе. Его перебивают, зло, отчаянно.
«Ты не слабый, Тай. Ты просто другой. Лучше всех нас. Я люблю тебя, правда!»
Улыбка. Чуть виноватая и неуверенная. Просящая.
«Ксиль…»
Вздох.
«Я не вернусь, Тай, и ты знаешь почему. Прости меня. И постарайся помириться с Ириано — настоящий сын всегда лучше «почти сына».
«Но…»
«Я люблю тебя. Прости».
* * *Звон будильника застал меня врасплох. Я вылезла из-под одеяла, нажала на заветную кнопку, поплелась к раковине — умываться, и только потом, собственно, проснулась и сообразила, что что-то не так.
— Этна? — вкрадчиво протянула я, трогая подругу за плечо. — Ты вставать собираешься?
— Отстань, садистка! — простонала она, утыкаясь в подушку. — Тебе хорошо, ты выспалась.
— Ты легла раньше меня! — искренне возмутилась я.
— Зато ты спала крепче и не слышала, что устроили эти, — проворчала Этна, спуская наконец ноги на пол и морщась так, словно была королевой, которую разбудил запах с конюшен.
— И что они устроили? — громким шепотом поинтересовалась я из ванной, натягивая купальник. Надевать по такой жаре джинсы было ужасно лень… ладно, сверху сарафан накину, и сойдет.
— По дороге расскажу, — угрюмо пообещала Этна.
И действительно, рассказала. История получилась крайне занимательная. Где-то в два часа ночи в номер заявились наши дамы, пьяные в хлам. Сначала они тихо и мирно пытались утопить друг друга в ванной, но, к сожалению, не вышло. И тогда бравые сестры решили отомстить подлому миру и начали петь. Конечно, звукоизоляция в отеле была на высоте, но не внутри же номера! Всю ночь дамы бузили, соревнуясь в громкости и надрывности исполнения народных хитов. Лишь под утро Самсоновы пали в неравном бою со сном… Или с хмелем, кто их знает.
— Бедняга… Ну ничего, днем выспишься. Все равно делать нечего, на пляж в жару нельзя. Что смеешься?
— Да вот, смотрю, не только старухи хорошо повеселись ночью. Вон там, — Этна ткнула пальцем в полосу прибоя, — тоже какой-то герой прикорнул. Эй, ты чего? Тебе плохо?
— Этна… — похолодевшие губы с трудом слушались. — Он не спит. У него голова в воде.
* * *Дальше было очень много суеты. Дежурный в холле долго не мог понять, чего от него добиваются две зареванные девчонки — сказывался языковой барьер. Потом, когда до несчастного служащего дошло, какое еще «тело» мы имеем в виду, бедный парень свалился в обморок. Еще бы, после ночного дежурства и такое услышать…
Вскоре приехала полиция, и место оцепили. Труп осмотрели и убрали с пляжа, но красно-белые ленточки заграждения оставили. В море работали водолазы, искали улики. У нас по три раза взяли показания, напоили успокоительным, а потом оставили в столовой, препоручив заботам Сианны. Завтрак был в самом разгаре, но есть совершенно не хотелось. Перед глазами еще стояло неестественно застывшее тело, иссеченное глубокими царапинами. И жуткая улыбка на мертвом лице…
— Найта, ну съешь чего-нибудь, — наперебой уговаривали меня подруги. Этна оправилась гораздо быстрее, будто и не она плакала в огромном пустом холле, ожидая приезда полиции и скорой.
— Не хочу, — вздохнула я. Потом решилась. — Девочки, может, это прозвучит глупо, но давайте пойдем искупаемся. Или наперегонки сплаваем до пирса и до буйков. Раз этак двадцать.
На меня посмотрели, как на героиню. Чокнутую такую слегка.
— Ты помнишь, что там недавно нашли? — поинтересовалась Этна, доверительно заглядывая мне в глаза. — И ты еще хочешь там купаться?
— Море большое, — пожала плечами я. — И та вода уже ушла. Даже испачканный песок на этом месте новым присыпали. Так что глупо бояться. Просто… — я потерянно опустила голову. — Чтобы расслабиться, мне надо поплавать. Вода снимает напряжение. А одна я не пойду. Боюсь.
— Хорошо, — Этна решительно встала, рывком отодвигая кресло. — Но обещай, что в обед съешь так много, как только влезет.
— Идет, — улыбнулась я. — Бездна с ней, с фигурой.
Море и вправду успокаивало. Прозрачные теплые волны, искрящиеся в солнечном свете, словно смывали из памяти жутковатые картины. Через пару часов Этна уже перестала напряженно коситься на злополучное оцепление, а Сианна, знавшая обо всем только с наших слов, вообще, кажется, забыла, зачем здесь эти красно-белые ленты. Я же старательно изгоняла из сознания пугающие картины, концентрируясь на странном сне. Как обычно, в памяти остались только музыкальные переливы голосов в темноте. Что они говорили, было для меня загадкой, но сейчас казалось, что ничего важнее на свете нет. Я с нетерпением ждала наступления ночи — вдруг на сей раз получится запомнить что-нибудь важное?
— Интересно, а живой концерт сегодня будет? Хотелось бы мне послушать ту странную певицу снова, — задумчиво проговорила я, ни к кому не обращаясь. Тело сковала приятная усталость. Я лежала на поверхности воды, раскинув руки.