2 страница
семьи. Голодранкой! Ничтожеством, каким они меня считали, которое "вцепилось" в их сыночка, желая хорошей и сытой жизни.

Его мать абсолютно не брала в расчет ни то, что мои бабушка и дедушка были заслуженными деятелями искусств и были хорошо знакомы с родителями ее мужа. Ни то, что мой отец замечательный программист, которого ценили даже за рубежом. Ни мои, пусть и незначительные, но заслуги и достижения. Хотя какие достижения, по ее мнению, у меня могли быть в семнадцать лет. Просто она не хотела его менять. Так, проще презирать, тем более, когда рядом с сыном видишь совсем другую девочку. Дочку лучшей подруги и компаньона мужа из очень обеспеченной семьи, хорошо воспитанной, по их меркам, которая была типичным представителем золотой молодежи. И какими бы качествами и заслугами я и моя семья ни обладала, мне было не дотянуться до ее пьедестала.

Но это я понимаю сейчас. А тогда она, методично и с завидным упрямством разрушала меня, мою душу, мою жизнь. Пытаясь отравить ядом своей ненависти. Просто вычеркивая меня из жизни Стаса.

Как же давно я себе не позволяла думать об этом. Намеренно хороня все воспоминания о тех событиях глубоко под слоем пепла и развалин нашего воздушного замка. Возможно, даже не нашего, а только моего…

Положа руку на сердце, таких дур, как я, у него был вагон и маленькая тележка. И все они любили его, а он позволял себя любить, даря вроде себя всем и в то же время не обещая никому. Красивый. Сильный. Дерзкий. Да еще имея богатых родителей, которые души в нем не чаяли. Он был звездой, далекой и недоступной, как мне раньше казалась…

Но несмотря ни на что, я надеялась и ждала его еще очень долго… Ждала в аэропорту, когда улетала из России… Ждала всю беременность, нося под сердцем нашего сына… Ждала, когда меня везли со схватками в роддом… Ждала на выписку, в надежде, что он приедет, возьмет на руки нашего малыша и прижмет к себе, сказав "спасибо, родная"… Сколько этих "ждала" еще было в моей жизни, связанных с ним… Но он не оправдал ни одного. Словно с каждым неоправданным ожиданием глубже вгоняя гвоздь в крышку гроба под названием "наша счастливая жизнь рядом с ним".

Сейчас я не ждала ничего. Моя надежда окончательно умерла в больнице, когда я сидела под дверями реанимации и молилась, чтобы мой маленький ангелочек только выжил. Я была одна. Отца отправили на конгресс, его жена Ребекка уехала к родне в другой штат. А тяжелая инфекция, резко и неожиданно вызвавшая приступ удушения у малыша, чуть не отняла мой смысл жизни. Сыночку еще не было трех лет. Как же мне тогда нужна была его поддержка и вера, что мы совсем справимся, потому что одна семья. Куча СМС и попыток дозвониться до него ничего не дали. Хоть один чертов звонок от него. Но телефон молчал.

От каждого оклика врачей меня трясло. Я до одури боялась услышать страшное известие — о смерти сына… Трое суток я сидела возле реанимации, пока Максимке не стало лучше, и угроза не миновала. Молила бога и всех святых хотя не была раньше особо верующей, но в тот момент это был крик души. Не сильно помню, чем питалась в эти дни, и ела ли вообще хоть что-то. Именно тогда пришло осознание, что мы ему не нужны, ни я, ни наш сын. Все что он говорил и обещал, оказалось ложью от начала и до конца. А раз так, то стоит ли ждать и верить, давая эту ложную надежду не только себе, но и ребенку. Он тоже ждал… Очень ждал папу.

Дав себе мысленно установку: "Я живу ради Макса, и мы будем счастливы любой ценой, но его не будет в нашей счастливой жизни. Теперь только нашей".

В ту ночь, когда сына перевели из реанимации в палату, лежа рядом с ним, я похоронила все свои мысли, мечты и ожидания, связанные со Стасом. Если бы он хотел, нашел. Ведь после переезда в Америку, спустя какое-то время я пыталась с ним связаться и рассказать о ребенке. К тому времени он был разведен чуть больше года, и никаких детей у них с Катей не было, я это знала со слов Даши. Но чуда не произошло — он не отвечал, наверное, не хотел. Не нашел на нас ни время, ни желания.

После выписки Максимки из больницы позволила себе, хотя правильнее будет сказать, заставила себя общаться с другими мужчинами не только по работе. Первая близость с парнем не принесла ничего, кроме омерзения ко всему и, как ни странно, боли. Не смогла возбудиться, видя лицо не того мужчины, его противные слюнявые поцелуи, раздражающее сопение. Кое-как дождалась окончания этого действа, вздохнув с облегчением, когда он слез с меня довольный, а я побежала в душ отмываться. После этого, следующий раз случился у меня нескоро. Долго не могла пересилить себя, с ужасом и омерзением вздрагивая от одной мысли о близости с противоположным полом.


И после всего я начала строить вокруг нашего с Максом мирка практически китайскую стену без окон и дверей, не собираясь больше никого впускать к нам в душу и нашу жизнь близко. Настоящей меня будет видеть только мой сын, для всех остальных я одела маску. Маску холодной жестокой и расчетливой стервы.

Но как бы ни старалась стереть все воспоминания о нем из своей памяти, ничего не выходило. Вернее, выходило, но не так, как планировала. Чем сильнее старалась все забыть, тем ярче они становились, врываясь даже в мои сны. Не сравнивать своих теперешних кавалеров со Стасом также не очень то получалось. Словно закон подлости, но все они ему уступали, причем по большинству параметров. И постели это касалось в том числе, хотя тогда он был восемнадцатилетним пацаном. А может потому, что я его любила, а их нет? Но задумываться об этом я не хотела. Не было ни сил, ни желания.

Единственный, кто задержался за эти семь лет, это Майкл. Но он сразу выбрал другую стратегию со мной. Не пытался затащить в постель после нескольких свиданий. Не пытался залезть в душу. Налаживал отношения с моим сыном. Правда, у него это не сильно получилось. Но обвинить Майкла в отсутствии интереса к ребенку и желания подружиться с ним я не могла. У Макса очень сложный характер, и не последнюю в этом роль играло отсутствие отца и дикое желание сына найти его. В последнее время практически маниакальное.

Максим же