Когда я впервые допустил, что на сей раз не справлюсь, мне эта мысль показалась нелепой и трусливой. Но каждый день в тщетной борьбе за оживление тела приносил все более убедительные признаки неразрешимости проблем и безвыходности положения, и во мне потихоньку поднимались могучие ростки сомнений. Ничто так не лишает сил и мотивации, как сомнения. Они окончательно подорвали мой дух, который и так держался на волоске. Я еще не признавался себе, но уже сдался. Я затих. Впал в оцепенение и внутренний ступор, был загнан в тупик, из которого – я знал наверняка – выхода нет…
Несмотря на все мои усилия и потуги, процесс умирания не прекращался. Тело как будто получило сообщение, что этого кризиса не пережить, сопротивление бессмысленно, восстановление невозможно, разрушения велики и слишком далеко зашли. И оно включило механизмы самоуничтожения, которым никакие методы были нипочем, – тело сочло, что я прошел точку невозврата. И продолжало стремиться к праху, из которого вышло и куда всем нам суждено вернуться. Тело не отзывалось ни на какие стимулы, не говоря о том, чтобы как-то включиться в восстановление. Оно больше не хотело жить, оно требовало пассивности и покоя, методично раздавливая меня под своей тяжестью, которая ощущалась все сильнее. И это несмотря на то, что я сильно исхудал. Я был изможден, высох и согнулся куда-то влево. К тому же я стал лысеть, теряя довольно пышные и длинные (ниже плеч) волосы целыми пучками.
Выглядел я жалко: истощенный, с потухшим взглядом и поблекшей кожей, с перекошенным телом, слабым голосом, с жидкими поседевшими волосами, сквозь которые явственно проглядывала внезапно образовавшаяся лысина. Люди не узнавали меня – ведь еще полгода назад я сиял здоровьем и силой, излучая уверенность и радость жизни, имел хорошую осанку и отличное телосложение. Я не мог сам себя видеть в зеркале – оттуда на меня смотрело существо, похожее на мою исковерканную тень…
Когда все рушится, единственным убежищем является пространство за пределами мирского. Пространство духовных практик, медитаций и ретрита. Туда я и обратился, как к последнему средству, но уже безо всяких чаяний и надежд. Раз я не мог спасти тело, то желал хотя бы успокоить смятение души и привести в порядок упавший дух. Я выбрал медитацию восстановления здоровья и продления жизни и погрузился в нее на месяц. Это было непросто, так как я с трудом сидел из-за болей в ногах и не мог выпрямить спину. Слабый голос дрожал, периодически падая до шепота, я впустую шевелил губами, пытавшимися пропеть мантры. Ум с трудом справлялся с концентрацией и визуализациями, а эмоции зачахли и шли невнятным фоном. Практика медитации не восстановила меня физически, но постепенно голос стал обретать силу, и я смог раздышаться. В какой-то момент я ощутил, что процесс умирания остановился. Учитель и Учение никогда не подводили меня – не подвели и в этот раз.
Я больше не скатывался в могилу. Но разворота не произошло. Тело как будто замерло в одной точке. Оно не тянуло меня вниз, но и не подавало признаков восстановления. Я завис в промежутке между жизнью и смертью, здоровьем и болезнью. Нужно было что-то предпринять, но я не знал, что именно. Я уже перепробовал все, что только мог. У меня не было больше ни старших карт, ни козырей. Оставалась лишь одна, но я не знал, джокер это или пустая карта. У меня не было опыта ее применения – была только гипотеза.
Речь идет о моем увлечении целительными звуками, которые я изучал и исследовал к тому моменту на протяжении лет пятнадцати. К практическому применению звуков я только подбирался, хотя и получал обнадеживающие результаты как в целительных практиках, так и в боевых искусствах. У меня не было ни знаний, ни опыта применения звуков в ситуациях, подобных моей. Но я не мог не заметить, что пение мантр существенно облегчило мое состояние и в значительной степени восстановило дыхание.
6. Разворот
Неожиданно мне пришло приглашение в Европу для проведения семинара боевых и целительных искусств. Его прислали люди, которые ничего не знали о моем положении; для всех знакомых, информированных о моей болезни, было очевидно, что я не в состоянии проводить подобные семинары. И я принял трудное решение. Может показаться, что это был отчаянный шаг вопреки ограничениям, вызванным болезнью. Но согласие участвовать в семинаре мобилизовало меня и заставило сфокусироваться на решении новой задачи: как за семь недель восстановить энергию и радикально изменить состояние своего тела, чтобы быть способным вести семинар и демонстрировать высокий уровень боевых искусств, оправдывавший полученное приглашение. И это при том, что я не был уверен, смогу ли перенести перелет из Калифорнии в Европу…
Согласившись на проведение серии семинаров в Бельгии и Нидерландах, я стал лихорадочно соображать, как же именно могу восстановиться. У меня оставалась лишь одна неиспользованная карта – звуки. И я решил попробовать.
Следующие пять недель ушли на нащупывание тех способов восстановления, которые могли подойти в моем полуинвалидном и все еще изможденном состоянии. Бо́льшую часть времени я проводил в постели и на сверхусилии воли сидел и медитировал. Часть медитаций я проводил лежа – нехватка сил не позволяла сидеть долго. Я выводил себя на площадку перед домом на холмах Северного Беркли, прямо напротив залива Сан-Франциско, где друзья любезно предоставили мне убежище: замечательный вид, превосходный воздух, а я держусь за перила и пытаюсь делать упражнения. Стоять прямо и ровно мне было сложно из-за внутренних спаек, ноги подводили меня, особенно когда надо было балансировать на одной ноге.
Я пытался извлечь из ума все, что могло подойти, но одновременно обратился к телу, прислушиваясь к тому, как оно реагирует, и спрашивая, чего оно хочет.
Поначалу тело не реагировало ни на что. Все известные мне физические и дыхательные упражнения не работали, не приносили ожидаемых перемен. Ничего не происходило, пока я не начал применять звуки. Голос был слишком слаб, чтобы звучать энергично, да и дыхание не доходило до минимальной нормы. И хотя поначалу казалось – чем громче, тем лучше, звучание быстро истощало мои силы. Еще до того, как я мог понять, действует ли оно вообще. Я перешел на шепот и продолжал экспериментировать, сочетая движение и звучание, что, естественно, включало и дыхание.
К своему удивлению, я обнаружил, что шепот оказался эффективнее звучания в голос. Внешний голос помогал разрабатывать дыхание и давал вибрационный стимул для внутренних органов, но шепот распространял вибрации в каналы и ткани конечностей. То, что не гнулось