– How are you?[1] – доносится от двери мягкий голос.
Поднимаю голову – ко мне идет довольно молодой мужик с бородкой и усиками. Одет в черную, однозначно военную форму… Военную форму?! При всем моем сухопутном и гражданском прошлом я утверждаю, что эта форма… Что-то такое я видел в кино. Что за маскарад? Английская речь – вообще ни в какие ворота.
Заметив мое удивление, тот присаживается напротив. Теперь его можно хорошо рассмотреть, однако легче мне от этого не становится. Черный китель, на погонах две звездочки. Лейтенант? Черт их знает, как там у них на флоте… Может, мичман?
Что-то мне в нем не нравится. Очень не нравится. То ли острые горизонтальные усики торчком, которых не носят уже лет сто… Либо – очень подозрительная форма, которую не менее подозрительная память услужливо сравнивает с виденной в фильме «Адмиралъ»… Тот, что Колчак…
– Э-э-э… Нот вери гуд[2]… – с трудом выдавливаю я. Голова идет кругом. Икона русская, форма явно не иностранная, хотя… Я не спец. Как же там по-ихнему «туалет»?..
Последнюю мысль я бормочу вслух. Настает очередь собеседника удивляться:
– Вы говорите по-русски? – Его брови взлетают вверх.
– Говорю… – отлегло. Все-таки наш товарищ. Товарищ мичман, наверное?.. – Товарищ мичман… – наугад ляпаю я. – А где у вас на корабле… Гальюн? – в последний момент вспоминаю я нужное слово.
По глазам офицера видно, что своим вопросом я удивляю его еще больше. Однако тот встает, ничего не говоря, жестом показывая следовать за ним. Что я немедленно и делаю. Замотавшись в простыню.
Мы проходим вдоль рядов кроватей: тумбочка – кровать – тумбочка – кровать… Как в пионерлагере. Или казарме. Наверное, я сейчас в помещении для команды? Потому что, кроме меня, здесь никого нет, а койки аккуратно заправлены. Дверь открыта, а на ней… Хорошо видна табличка с надписью «Лазаретъ»… Ага, мы в корабельном лазарете! Но почему с «ером» – то? Чувствую в ногах легкую слабость, но пока держусь.
Возле двери, в «предбаннике», дежурит усатый матрос в бескозырке. При виде моего сопровождающего вытягивается, отдавая честь. Матрос как матрос, честь как честь… Двумя пальцами отчего-то… Только на бескозырке у него… Пол уходит из-под ног, и я беспомощно валюсь навзничь. Кажется, кто-то успевает меня подхватить. Возможно, все тот же матросик. На его бескозырке золотым тиснением блестит надпись: «Князь Суворовъ».
Острый запах нашатыря заставляет рассосаться приятное небытие. Я вновь прихожу в себя.
– Федор, готовь камфару! – знакомый уже мне голос офицера.
– Есть, ваше благородие…
Чего? «Ваше благородие»?! Ах ну да…
Надо мной склонилось тревожное лицо «вашего благородия». «Эх, а я-то тебя по старинке товарищем обозвал…»
С трудом приподнимаюсь на локтях и жестом показываю, что справлюсь без его помощи. Поправляя простыню на обнажившихся местах, пристально смотрю в глаза «мичману»:
– Вопрос, ваше благородие…
Пытаюсь углядеть хоть тень усмешки в его глазах, но – нет, лицо серьезно и даже встревоженно. Не слишком-то напоминает розыгрыш.
– Да, пожалуйста.
– Э-э-э… Ваше благородие, какой сейчас год? Только честно?
Понимая всю неуместность вопроса, жду какой угодно реакции – смеха в ответ, удивления, жалости. Ничего этого не происходит. Все так же серьезно глядя мне в глаза, офицер просто отвечает:
– Одна тысяча девятьсот пятый от Рождества Христова. – И, чуть подумав, добавляет: – Второе мая.
«Князь Суворов», второе мая… Цусимское сражение четырнадцатого… Нет, невозможно!
Подбегает запыхавшийся Федор со шприцем. При виде допотопного стеклянного артефакта мне очень хочется вновь потерять сознание. Мои мысли на удивление схожи с мыслями военврача, и рука с нашатырем немедленно оказывается под носом.
– Дышите, милейший! – Он делает знак матросу.
– Ай! Товарищ… Господин врач, мать-перемать…
– Терпите. Вот так… Молодцом!
Окончательно прихожу в себя. Однако вовсе не от укола, а скорее от ощущений, им доставленных. Довольно бодро вскакиваю и прошу матроса побыстрей проводить до туалета. Или как там его… Гальюна. Ни о чем пока не могу думать, кроме него… После, все после!
Выйдя оттуда через минуту, напрочь лишаюсь способности думать, ощущая исключительное блаженство. «Ну их на фиг, эти мысли… От них лишь в обмороки грохаться. Не хватало еще…» С трудом открыв дверь и придерживая простыню, я шлепаю босыми ногами к кровати.
Отношу себя к тем людям, которые читают. Хотя бы иногда. Конечно же волна романов про попаданцев не обошла и меня стороной. Попадали эти попаданцы буквально всюду: в доисторическое прошлое, в Римскую империю, незадолго до Великой Отечественной. Бывало, залетали в светлое, и не очень, будущее.
Но!
Как правило, делали это персонажи придуманные – раз. Военные – два. Не военные, так хоть какие-нибудь ученые – три. Я же реальный, очень надеюсь на это, инженер-электрик из Томска, ничем таким славным не выдающийся. Ну военная кафедра давным-давно – так это разве повод меня в прошлое засовывать? И специальность-то моя военная – зенитный ракетчик, а до появления самых первых «Катюш» пройти должно лет как минимум тридцать!
Сейчас улягусь, усну… А когда проснусь, опять вернусь во Вьетнам, к Аньке. Не хочу этого бреда!..
Однако план не срабатывает. Сидя на моей кровати, меня дожидается все тот же… Пусть пока будет «мичман».
– Вижу, укол пошел вам на пользу! – На лице участливая улыбка.
– Да уж, господин… – Я замолкаю.
– Младший судовой врач, коллежский советник Аполлоний Михайлович Матавкин. – Он легонько наклоняет голову. – Можете просто – Аполлоний Михайлович. С кем имею честь?
– Ну… – не знаю, как представиться… Наконец все же решаюсь: – Вячеслав Викторович Смирнов. Инженер, – выпаливаю я, немедленно прикусив язык. Вот ведь враг мой, а?
Тот явно хочет спросить что-то еще, однако сдерживается. Судя по «коллежскому советнику» я тоже, как инженер в царской России, обязательно должен носить какой-то чин? Однако врать в данной ситуации явно не стоит. Как и… Как и говорить правду! Вот я попал…
– Я взял на себя смелость, господин Смирнов, принести вам ваши вещи… – Эскулап извлекает из-за спины бумажный сверток. – Как и то, что в них находилось… – достает второй, тут же его разворачивая.
Оценив содержимое, я вздрагиваю. Что не остается незамеченным.
А вздрогнуть-то есть отчего. Потому что передо мной лежит все то, что находилось в моих карманах. В частности: отсыревшая пачка сигарет с фильтром – одна штука. Зажигалка газовая кремниевая – еще одна штука. Но это полбеды. Дальше все значительно хуже. Наверное, с большой натяжкой и возможно убедить человека из прошлого в том, что сигареты с зажигалкой – это все фигня. Но вот смартфон и вьетнамские, вперемешку с российскими, из двадцать первого века бумажные и металлические деньги – это уже ни в какие ворота. Довершает всю эту прекрасную картину