– В девять вечера? Коммуналка?!
– А ты что думаешь! Пока ты шляешься я… вон… ты думаешь… – она принялась размахивать руками, перекладывать с место на место вещи, оттирать чернильное пятно на письменном столе. – Одним только Петровым полтинник! Ещё тётке Кате. Потом этим, как их… Им два раза по сорокету. Ну и по мелочи знаешь сколько! Да у меня… у меня каждая сотня на счету! Я ж рук не чую уже от хлорки! Каждая сотенка… Ну, чего ты смотришь? И тёте Зине я отдала весь долг сразу!
Я даже не помню, как мне пришла в голову эта догадка – очнулась уже, когда, распахнув шифоньер, выуживала из ящика с бельём бутылку за бутылкой и швыряла их об стену. Мать выла, хваталась за сердце, висла на мне и снова рыдала, обзывала меня неблагодарной тварью и шалавой…
Утром, когда я проснулась, её не было. Явилась только после обеда, притащила откуда-то стоптанные войлочные сапоги.
– Люд, смотри, какие бурки хорошенькие! Тут замок заедает, но я его свечкой натру, и ещё на целую зиму хватит! Ну-ка, примерь!
– Мам, ты их на помойке нашла или у бабки какой-нибудь украла?
– Да прям, украла! Силуанова баба Шура с тридцать второго квартала умерла в конце сентября. Мне Светка её сразу сказала – приходи, посмотри, может, вещички какие себе заберёшь… Там у неё ещё свитерочек есть хороший и шапка, вязанная крупными косами. Это я потом ещё схожу… Ну, давай примерь!
– Ма-а-а-м…
– Не мамкай! Примерь, говорю. Не босиком же тебе по снегу-то…
Глава 6
С Ленкой мы не общались весь оставшийся октябрь, ноябрь и начало декабря. Она вроде хотела подойти ко мне в первый же понедельник после той безумной субботы, даже подождала ради этого, пока толпа переобувающихся у гардероба немного схлынет… Окликнула, но я сделала вид, что не услышала, а в классе демонстративно – так, чтобы она видела, – попросила у Поляковой разрешения сидеть теперь вместо неё с Барбашиной. Та удивилась, но легко согласилась.
Ленка подошла ко мне ещё раз в тот же день после уроков, пока я дожидалась возле туалета Наташку, но я даже слушать её не стала. Наехала с ходу, доходчиво объяснив, что не считаю проституцию хорошим способом выйти в люди. Так и сказала: «Найди себе какую-нибудь блядь в подружки, а я пас! И вообще – у меня первым будет муж, завидуй молча! А если вякнешь хоть слово… – для убедительности я даже подпёрла её щеку кулаком, – мне тоже есть, что рассказать про тебя…» Ленка поджала губы и ушла.
В то время как я стала активно дружить с Барбашиной, Машкова ходила в гордом одиночестве. Я посматривала на неё с тайным любопытством и диву давалась – ну в жизни же не скажешь, что шалашовка! Одетая с иголочки, аккуратная, вежливая. Тихий омут, честное слово. Знал бы кто о чертях, что в нём водятся!
***
Лёшка примчался ко мне, как и обещал, через две недели – с шоколадкой и загадочной улыбкой. Стал настойчиво приглашать прогуляться с ним куда-то, говорил, чтобы рассчитывала до самого вечера. Потом случайно сболтнул, что приготовил мне сюрприз у себя на даче… Я категорически отказалась, и он растерялся. Правда, уже через пару мгновений взял себя в руки. Отошёл к вешалке у входа и, порывшись в кармане куртки, спрятал что-то за спиной.
Это оказалась коробочка, обтянутая синим бархатом, а в ней кулончик – маленький золотой ключик. В прямом смысле – золотой.
– Лёш, блин… ты с ума сошёл! Откуда у тебя столько денег?
– Нравится? – он притянул меня к себе. – К золотой дверке нужен золотой ключик… Серьёзно, Люд, я приготовил всё, как ты хотела. Даже конфеты и шампанское.
– Лёш… у меня месячные.
От смущения его щёки пошли пятнами. Я закрыла коробочку и положила её на стол.
– Я соврала, Лёш. Просто знаешь… короче, я передумала. Хочу, чтобы первым был муж.
В повисшей тишине тревожно, словно метроном, отсчитывал секунды будильник на книжной полке. Наконец за стеной взорвалась матерной тирадой тётка Зина, и Лёшка очнулся.
– Люд, да я ж и не против, ты же знаешь. Но сначала надо институт закончить…
– Ну, вот видишь, есть чем заняться, кроме как сексом! И потом, знаешь, если я вдруг залечу, тебе придётся на мне жениться. Какой институт тогда может быть? Давай оставим пока всё, как есть, а? Ну правда, ну и так ведь хорошо…
Лёшка неожиданно разозлился, а когда уходил, я попыталась вернуть подарок, но он не взял. Я так и не поняла тогда – был он смущён ситуацией или расстроен обломом? Но с того дня наши отношения резко изменились.
Он не приходил больше ко мне домой. Я не приходила к нему. Физкультурный институт и мой технарь находились через забор друг от друга. Мы с Лёшкой постоянно сталкивались на подходах к ним и в эти моменты играли во «всё нормально». Я видела, что он давит в себе радость от встречи со мной, делает вид, что не больно-то ему и надо. Постепенно мне стало казаться, что ему и правда не больно-то и надо. Подмывало вызвать его на разговор, но я боялась услышать, что он наконец нашёл ту, которая даёт и не выпендривается. Что разлюбил, в конце концов.
Это он в своё время добивался меня целых полгода. Это он, добившись, почти сразу стал признаваться в чувствах. Я же не особо и хотела – просто взяла то, что само шло, потому что Лёшка был козырным пацаном, что уж тут говорить. К одиннадцатому классу – уже мастер спорта по вольной борьбе, да и симпатичный. Многие девчонки, начиная чуть ли не с седьмого класса, сохли по нему, а когда он окончил школу и ушёл в институт – умирали от тоски. Взять хотя бы Барбашину. Мне иногда даже казалось, что она специально в этот техникум пошла, чтоб к Лёхе поближе. И было нереально круто владеть тем, кого хотят все вокруг! А вот теперь всё валилось. То ли мы вместе, то ли нет – непонятно, но от мысли, что он может достаться другой, разбирала злость. Я даже хотела избавиться от его подарка, например, отнести в ломбард, но что-то непонятное внутри не дало… Поэтому просто засунула куда подальше, чтобы мать случайно не нашла, и вскоре совсем о нём забыла.
***
Барбашина не курила, а денег на сигареты – даже поштучно – у меня не было, так что и я больше не курила, и казалось, что теперь-то нас с Ленкой точно ничего не связывает. Но если честно, с каждым днём мне всё