– До темноты еще пара часов, – сказал Па по прибытии. – Давай ты покажешь Ребекке окрестности, пока мы тут устроим пикник?
И он подмигнул тебе, не особенно скрываясь.
Большая часть земли Зайенс-Пасчерз представляла собой засушливую местность, напоминая виденные тобой на фотографиях греческие острова, только Эгейского моря вокруг не хватало. Но тебе хотелось показать Ребекке редкий для этих мест клочок буйной растительности на плодородной земле вдоль ручья Лавинг-Крик. Ты вел Ребекку по прорубленным с помощью мачете тропам, и твое волнение превращало тебя в своего рода экскурсовода:
– Мой прапрадед со своей семьей приехал из Уэльса, это рядом с Англией, и у них была безумная идея, что Техас особенно от Уэльса не отличается, только земли будет достаточно на всех… – Ты умолял свой язык умолкнуть, но тот отказался прерывать лекцию: – Вот это столетник. Считается, что цветет только раз в сто лет. Чтобы размножиться, – неловко добавил ты.
Ребекка шла молча, держась за твой локоть. Ты выбирал самые сложные тропинки, и не раз тебе приходилось приподнимать ветку, чтобы девушка нырнула в тоннель под твоей рукой. Наконец вы достигли цели – небольшой прибрежной пещерки, где ты нередко проводил вечера и выходные: учил уроки и писал свои рифмованные стихи за старым ломберным столом, который притащил сюда из сарая.
– Вот оно, – сказал ты. – Мое тайное пристанище.
– Тайное пристанище? Ты что, Супермен?
– У него была Крепость Одиночества.
– Значит, ты тут бываешь не в одиночестве? Часто ты сюда кого-нибудь приводишь? Тут очень круто.
– Ты первая. То есть первая из не-Лавингов.
– Какая честь.
– Именно. Это редкая удача.
Тихонько хмыкнув, Ребекка поглядела вверх, на жирные наросты мини-сталактитов под сводом пещеры. Было время, когда твое мальчишеское воображение могло наполнить тайной эту выемку в скалах, представить ее хранилищем утерянных мексиканских сокровищ, о которых любила рассказывать бабушка. Теперь же пещера была для тебя просто дырой – пустой и серой.
– О господи! – вскрикнула Ребекка, судорожно подпрыгнув. – Змея!
Ты засмеялся – громче, чем намеревался.
– Это просто змеиная шкурка. От какой-то гремучей змеи, видимо.
Вы оба опустились на колени и принялись разглядывать тончайшую пленку. Прозрачные чешуйки отливали радужным блеском.
– Класс, красиво как, – сказала Ребекка.
Ты ткнул в сиявшую радугой оболочку, и хрупкая материя рассыпалась под твоим пальцем. Ребекка прикрыла лицо рукой.
– Ты ее разрушил.
– Извини.
– Зачем ты это сделал?
– Ничего страшного, тут кругом полно змеиных шкурок. Видимо-невидимо. Правда! Если хочешь, сейчас еще найдем.
Ребекка слегка отстранилась и недовольно фыркнула. Ты не совсем понимал, что сделал не так, но ясно осознавал, что ваш первый разговор ты почти испортил.
– Послушай, – сказал ты. – Тебе вовсе не обязательно торчать здесь до вечера, если тебе не хочется. Па может отвезти тебя домой.
– «Па». Очень по-техасски.
Ты передернул плечами:
– Ма и Па. Мы всегда их так называли. Думаю, это бабушка постаралась. Она хотела, чтобы мы все делали, как в старину.
– Как бы там ни было, – сказала Ребекка, – спасибо за совет, но когда я захочу уехать, я сообщу тебе об этом первому.
– Просто это как-то странно, что ты здесь. И у тебя такой вид, как будто тебе тоже странно.
– Я выгляжу странно?
– Нет, я не то хотел сказать… Наверное, нет.
– На самом деле, глядя на все это, я начинаю немножко завидовать. Это место. Твоя семья. Ты так живешь каждый день.
Но кто по-настоящему завидовал, так это ты – завидовал парням, более достойным такой девушки, как Ребекка, с ее печальным отрешенным взглядом.
– Мой папа почти каждый вечер сидит один в сарае и пьет, – сказал ты, стараясь подстроиться под ее тон, грустный и приглушенный. – А мама смотрит на меня так, будто мне три года.
Подняв на тебя глаза, Ребекка печально улыбнулась:
– Что ж, значит, у нас есть кое-что общее.
А потом Ребекка протянула руку и потрепала тебя по голове, как ребенка. Да, возможно, как ребенка, но на обратном пути, когда от ног по земле протягивались длинные тени, ты все еще чувствовал тепло ее руки, покоившееся на твоей голове, словно невидимая корона.
– А вы знаете, как ученые определяют размеры вселенной? – спросил Па двумя часами позже. Вы лежали на холме, кругом были разбросаны остатки пикника. В честь гостьи Па ограничился вином, и теперь рядом валялась пустая бутылка мерло. – Они нашли способ измерить ее вес. Подумать только – взвесить вселенную! Невероятно!
– Невероятно, – отозвался ты, но мысли твои были заняты куда более интересными измерениями.
Кончики твоих пальцев наконец-то преодолели разделявшую вас великую пропасть и замерли в изнеможении на полиэстровом краешке покрывала Ребекки. Теперь вас разделяло не более шести дюймов; ты ощущал тепло, исходившее от ее кожи. Твои пальцы, прикинув расстояние, начали последний марш-бросок. И вдруг темно-фиолетовую пелену над вами прорезала сияющая полоса.
– Ой, смотрите, смотрите! – закричал Чарли.
– Что ж, Ребекка, расскажи нам что-нибудь о себе. – Мать говорила тоном, который обычно использовала с посторонними; сама она называла его скептическим, а твой брат – злобным. – Ты тут недавно поселилась, так ведь?
– Мы прожили тут чуть больше года. Папа работает в нефтяной компании. Занимается фрекингом. Мы никогда нигде не задерживаемся надолго.
– Бедная девочка, – сказала Ма. – Я знаю, каково это. Когда я была ребенком, мы очень часто переезжали. До того как мне исполнилось пятнадцать, я успела поучиться в восьми школах.
– Да, это тяжело, – ответила Ребекка.
– Должен признаться, – сказал Па, – я видел в газете небольшую заметку про твоего отца, что-то об их разработках возле Альпины. Будем надеяться, у них все получится, видит бог, нам здесь очень нужны новые предприятия.
Ребекка пожала плечами:
– Мне он почти ничего не рассказывает. Просто сообщает, если опять надо переезжать.
– А наша семья уже миллион лет здесь живет! – пропищал Чарли. – Мы никогда никуда не ездим! Должен сказать, у нас далеко не всегда такое веселье.
– Чарли!
– Извините, – хихикнул Чарли.
Даже если не принимать во внимание чудесное появление именно этой гостьи, было очень странно наблюдать, как твоя семья ведет себя с посторонним человеком. Ты не мог вспомнить, когда в Зайенс-Пасчерз в последний раз принимали гостей.
Несколькими годами ранее твоя мама, стремясь спасти от плесени напольные часы, на два дня выставила их во двор. «Солнце их вылечит», – объяснила она. И можно простить семнадцатилетнего нецелованного мальчика за то, что для него Ребекка уже превращалась в целительное солнце над одинокой, заплесневелой жизнью Зайенс-Пасчерз.
– И как тебе тут у нас? – спросил Па. – Со школой все в порядке в этом году?
– Все хорошо. Только по вашим урокам рисования скучаю.
Ты заметил, что Ребекка жестикулирует левой рукой, а правую оставляет лежать в темноте без движения.
– Знаете, – сказала Ребекка, – все эти разговоры о звездах напомнили мне ту песню: «Они зовут, зовут меня, из глубины вселенной…»
Все четверо тугоухих