Но Сильвермэйн не купился на это. Городские закоулки скрывали трупы сотен лопухов, имевших глупость доверить важные дела, наподобие сегодняшней встречи, какому-нибудь лакеишке. Уж Сильвермэйн-то знал. Половину этих лопухов он отправил на тот свет сам.
Поэтому, несмотря на боли, потрескивающий при ходьбе бедренный сустав и изношенное сердце, грозившее прикончить его вернее пули наемного убийцы, Сильвио Манфреди отправился сюда сам, один, наотрез отказавшись взять с собой хотя бы одного телохранителя.
Будь это ловушкой, он бы почуял опасность.
Но минуты шли, он ждал в одиночестве, и мало-помалу холод пробрал его до костей, заставив признать, что слабину, конечно, выказывать – не дело, однако смерть есть смерть. Рано или поздно наступит час, когда доверяться притупившимся с возрастом инстинктам станет не лучшей из идей. По пути сюда он трижды забывал адрес. А заглядывая в блокнот, в который записывал особую информацию, какую только дурак доверил бы всем этим цифровым как-их-там, едва мог разобрать собственные каракули.
Опасаясь, что у него опять трясутся руки, он вытянул руку вперед. Рука была достаточно тверда, но кожа на пальцах, когда-то способных переламывать кости, была так сморщена, что ему тут же вспомнилась бабка.
От одной мысли об этой ведьме сделалось тошно. Будь с Сильвермэйном кто-нибудь из его людей, он ударил бы его – только бы вытряхнуть из головы эти воспоминания. Когда его мать погибла, собственным телом заслонив сына от пули сицилийского мафиозо, явившегося свершить вендетту, маленький Сильвио был отослан к единственной живой родственнице. Эта старая карга никогда не была молодой, а к моменту их знакомства и вовсе окаменела, как надгробие. И ее первые слова были – точно плевок в лицо:
– Се нон фоссе пер те, миа филья сареббе анкора виво!
«Если бы не ты, моя дочь была бы жива!»
Не в силах сжать в кулак пораженные артритом пальцы, она била его деревянным черпаком. А по ночам, думая, что он не слышит, пела себе колыбельную – мелодию, памятную ей со времен сурового детства в деревне, где выживали только шустрые и сильные, а умение выжить ценилось превыше всего.
Нам говорят: мы рождены для смерти.
«Какая чушь! – отвечу я. – Не верьте!»
Кто правду знает, никогда не станет стар:
Он пьет и пьет чудесный юности нектар!
Со временем старый деревянный черпак сломался. Тогда бабка отняла у Сильвио несколько оставшихся от матери медяков и купила новый, стальной. Через год ежедневного битья сломался и этот.
И тогда бабка, потрясая сломанным черпаком, сказала:
– Анке сарай ла миа морте!
«Ты и меня сведешь в могилу!»
И когда она, наконец, умерла от обширного инфаркта, он от души надеялся, что это из-за него.
Сильвермэйн задумался, стараясь припомнить второй куплет, но за спиной послышался кашель. Он резко обернулся. Лицо стоявшего позади было укрыто под капюшоном плаща. Должно быть, он вошел, пока Сильвермэйн был поглощен дурацкими грезами. Такой ошибки больше нельзя было себе позволять: новоприбывший уже подошел слишком близко, и Сильвермэйн не мог чувствовать себя в безопасности.
– Ты опоздал, – не показывая удивления, усмехнулся Сильвермэйн.
Вошедший едва ли не пренебрежительно пожал плечами под ярким желто-зеленым плащом. Вероятно, его костюм должен был отвлечь внимание от лица, скрытого под слишком просторным капюшоном лишь частично.
Голос его звучал басовито и хрипло, определить по нему возраст оказалось затруднительно.
– По улицам прошел слух, будто ты приведешь с собой компанию. Мне требовалось убедиться, что ты один.
Манфреди изобразил обиду на лице.
– Думаешь, я стал бы нарушать слово?
В ответе презрение прозвучало яснее ясного:
– Судя по тому, что я знаю о твоем прошлом, ты до сих пор жив не в последнюю очередь потому, что держал слово только тогда, когда это было в твоих интересах. Рад, что тебе хватило ума понять, что это в твоих интересах и на сей раз.
Сильвермэйн едва заметно улыбнулся и шагнул ближе.
– Твоя информация о Кингпиновом графике перевозок оказалась чистым золотом. Тебе нечего бояться Маггии, э-э… как мне тебя называть?
– Махинатор.
Чтобы удержаться от смеха, Сильвермэйн пососал зуб – и высосал из дупла кусочек курятины, застрявший там за обедом.
– Окей. Хочешь – зовись хоть Леди Гагой. Итак, теперь, когда мы знаем друг друга лучше, что я могу сделать для тебя, Махинатор?
– Вопрос, скорее, в том, что я могу сделать для тебя, – человек в плаще протянул Сильвермэйну толстую папку. – Знаю, ты предпочитаешь распечатки.
Прочесть мелкий шрифт было тяжело, но, едва разобрав заголовки, Манфреди вновь почувствовал себя молодым.
– Это же вся дилерская сеть Фиска! Правильно разыграв это, я могу разделаться с ним навсегда! – Сильвермэйн сузил глаза. – Что тебе сделал Кингпин? Убил твою милую?
– Это мое дело.
– Конечно, конечно, твое. Вот только…
Кроме всего прочего, жизнь научила Манфреди не доверять никому, не зная его слабых мест. Поэтому он, изобразив старческую слабость в коленях, качнулся вперед, замышляя сорвать с головы Махинатора капюшон.
– …Я не люблю загадок!
Однако – либо Сильвермэйн переоценил собственное проворство, либо Махинатор двигался с невероятной быстротой. Пальцы Манфреди сомкнулись в воздухе: Махинатор успел отстраниться. Сильвермэйн напружинился в ожидании контратаки, но Махинатор, едва оказавшись на безопасном расстоянии, остановился, ожидая его следующего хода.
– Это было глупо, – сказал он.
«Он прав, – подумал Манфреди, – я наверняка выставил себя идиотом. Если этот олух развяжет язык в каком-нибудь баре, слух об этом разлетится по улицам через час. И, если он дойдет до Цицерона…»
Палец Сильвермэйна дрогнул на спусковом крючке пистолета в кармане. Одной его половине хотелось расправиться с Махинатором немедля. Но другая половина хотела сохранить источник информации о Кингпине. Как же разумнее поступить?
За нерешительностью последовал тошнотворный тягостный страх. Возникший из ниоткуда, он навалился на грудь, сдавил ее – будто невидимый слон уселся сверху. Со стоном схватившись за сердце, Сильвермэйн рухнул на колени.
Мыча от мучительной боли, главарь Маггии ударил себя в левое плечо – раз, другой, третий. Только после этого, убедившись, что сердечный приступ – не притворство, Махинатор подступил ближе.
– Помощь нужна? Может, врача?
Разозленный жалостью в его голосе, Сильвермэйн устремил взгляд слезящихся глаз вверх, в тень под капюшоном.
– Назад! Какая тебе разница, буду я жить или помру?
– Никакой, – в голосе человека в плаще вновь зазвучало презрение. – Просто хочу убедиться, что моей информацией воспользуются. Если не ты, то твой преемник.
– Преемник?! Не будет никакого преемника! Ей воспользуюсь я. А теперь иди. Проваливай. Проваливай!!!
*