— Поверить не могу: он уже больше месяца служит вам, а все еще не написал вашего портрета? — Чезаре вопросительно изогнул бровь. — Или наш маэстро ставит себя выше покровительства простой маркизы? Ну конечно, ведь он привык служить герцогам и герцогиням…
— О, моя маркиза куда как щедрее и великодушнее всех тех герцогов и герцогинь, которых я знаю, — ответил Леонардо.
— Слышишь, герцог Борджиа? — Слово «герцог» Изабелла нарочито выделила.
— И потом, зачем тратить краски, если я могу раскрасить светом небеса Мантуи? — риторически спросил Леонардо, глядя на висящую в небе дымку от фейерверка.
Борджиа устремил на него взгляд цвета ультрамариновой сини.
— Скажи-ка мне вот что… У тебя, надо полагать, имеются еще какие-нибудь изобретения на манер этого?
— Не сомневайтесь. Хотите, прогуляемся ко мне в мастерскую?
— Прошу прощения, герцог Борджиа, — вмешалась Изабелла. Глаза ее вмиг сделались холодными и непроницаемыми, словно обсидиан. — Но вашему любопытству придется подождать. Мне срочно требуются совет и помощь моего маэстро.
— Неслыханно! Разве ты не видишь, как нагло этот герцог посягает на то, что принадлежит мне по праву? Он пытается сманить тебя! — Гневный голос Изабеллы эхом отражался от толстых стен замка, пока спутники преодолевали последние ступеньки, ведущие в башню старинного замка Сан-Джорджио.
— Никто не в силах украсть меня у тебя, мадонна. — Леонардо послушно следовал за маркизой в ее апартаменты.
— Помяни мое слово, этот человек пожелает заполучить себе твои таланты!
Изабелла открыла двери своего студиоло — кабинета. Здесь размещалось ее личное собрание произведений искусства, здесь же часто устраивались живые обсуждения идей гуманизма и споры на философские, литературные и политические темы. Кабинет был набит сокровищами, словно сорочье гнездо, и поражал бессистемностью и неоднородностью коллекции: мраморные и бронзовые статуи, современная и старинная живопись, стопки ценных рукописей с цветными миниатюрами соседствовали с современными книгами в переплетах; на столиках старинной работы вперемешку лежали миниатюры, сработанные из золота и серебра; нашлось место даже для небольшого собрания высушенных шкур животных, бивней, клыков и оленьих рогов. Помимо коллекционирования произведений искусства, маркиза питала страсть к охоте и уже не раз проявила себя в этом деле.
— Смотри же, Леонардо, не дай этому чудовищу Борджиа вонзить в тебя жадные челюсти. Одному Богу известно, как он может обойтись с тобой, — предостерегла Изабелла, усаживаясь в инкрустированное золотыми пластинами кресло с величественной высокой спинкой. — Представь себе, сегодняшний вечер меня расстроил. Знаешь чем? Кровожадный деспот умудрился раскрыть мой секрет. И я больше не стану отрицать, что имею на тебя свои виды.
Леонардо спокойно выдержал ее пристальный взгляд.
— Ты ведь знаешь, моя донна, что тебе я ни в чем не откажу.
В замкнутом пространстве студиоло он ясно различал исходящие от нее ароматы лаванды и персиков.
— Я рассчитывала еще несколько месяцев потешить твое эго, позволяя тебе вместе с моим супругом забавляться вашими военными игрушками. Но больше не могу таиться. Ты должен сейчас же услышать, отчего я так отчаянно нуждаюсь в тебе…
Он шагнул к ней.
— Уж не моя ли искусная игра на лютне тому причиной?
Она отрицательно покачала головой.
— Тогда, вероятно, мое умение ловко завязывать и развязывать узлы?
Изабелла рассмеялась.
— Или то, с каким благородством я держусь в седле?
— Напиши меня, Леонардо. — Изабелла подалась вперед, не вставая с кресла. — Я жду этого с тех самых пор, когда впервые увидела, как нежно ты касаешься кистью холста…
— Ах, это. — Леонардо пренебрежительно взмахнул рукой. — Помнится, твой супруг толковал только о башнях, рвах и конюшнях. — Он подошел к панно, которые стояли возле стены, и начал перебирать их, рассматривая беспомощные жалкие копии великих полотен: «Стигматизации святого Франциска» Джотто, «Чуда со статиром» Мазаччо…
— О да, лошади, шлюхи и война чрезвычайно увлекают моего супруга. Но не меня. Коли уж на то пошло, он куда чаще оставляет меня править Мантуей, чем правит сам… — Она поднялась и подошла к Леонардо. — И потом, благодарение Господу — я ношу под сердцем наследника владетельного рода Гонзага, так что имею право диктовать свою волю… — У Изабеллы уже была дочь, но на сей раз она верила в то, что родит сына. — Если я и жертвую драгоценностью для того, чтобы приобрести картину, она всегда того стоит — я ни разу еще не пожалела об этом.
— Зачем ты держишь здесь эту мазню? — Леонардо выхватил из стопки полотен убогую копию своей «Тайной вечери». — Бог мой, кто ж это сподобился? — Он повернулся к Изабелле, та вспыхнула румянцем стыда. — Ты знаешь мою фреску лучше и глубже, чем этот бездарь, кем бы он ни был. Ты была в Милане в то время, когда я прорабатывал свой замысел, ты была там, в трапезной, когда я наносил на стену пигменты…
Изабелла забрала копию из рук Леонардо.
— Ты и правда очаровал меня тогда.
Она своими глазами видела, как он накладывал на изображения лиц и фигур геометрические трафареты, применяя математическую эстетику к живописи. Она просила его объяснить ей, что означают эти выразительные линии перспективы, проходящие через потолок; от него она узнала о том, что три окна на заднем плане символизируют Троицу. Он даже открыл ей свой тайный музыкальный код, зашифрованный в расположении хлебов и тарелок на столе.
— Со смертью сестры мои поездки в Милан прекратились, и мне не довелось увидеть твою фреску в готовом виде. Эта копия — все, что у меня есть. — Изабелла вдруг усмехнулась. — А впрочем, ты прав. Эти фигуры плоски, в них нет жизни…
— Так позволь мне сжечь эту подделку! — Леонардо попытался выхватить картину у Изабеллы, но та оказалась проворнее. Со смехом она спрятала полотно за спину и побежала через кабинет, искусно лавируя между хаотично расставленными бюстами римских императоров.
— Как ты этого добиваешься, скажи на милость? Люди у тебя получаются будто живые — словно твои модели дни напролет позируют, помещаясь прямо в раме картины. — Она обернулась к нему, забежав за стол, уставленный античными оранжево-черными керамиками. — Это невероятно.
— Однажды кремень получил сильный удар от кресала… — успокаивающе проговорил Леонардо, медленно огибая стол и приближаясь к Изабелле, — и обиженно запричитал: «C чего это ты нападаешь на меня? Разве я сделал тебе что-то плохое? Я тебя и знать не знаю». На это кресало мирно ответило: «Полно сердиться, наберись лучше терпения, и увидишь, на какие чудеса ты способен с моей помощью». Кремень перестал жаловаться и стал покорно сносить сыпавшиеся на него удары — пока кресало не высекло из него искру живительного огня. Так и у меня. Я запасаюсь терпением и пробую до тех пор, пока не добьюсь восхитительного результата. Ибо ничего невозможного нет.
Изабелла пристально посмотрела в его глаза.
— Сестре так и не удалось уговорить тебя написать ее портрет, верно? Но почему?
— Моя дорогая Изабелла. — Подойдя к ней, он нежно провел пальцем по линии ее