Я иду на половину Старины Джина, где в ящиках хранятся обрывки старой ткани и письменные принадлежности. С ящиком для бумаги приходится повозиться, но наконец он мне поддается. Быстро достав один лист, я крадусь обратно в свой угол.

Сильнее всего потолок трясется вечером в среду и в субботу, потому что в четверг и воскресенье выходят свежие выпуски «Фокуса», но сегодня наверху тишина. Вместо керосиновой лампы я зажигаю восковую свечу, которую вставила в треснутую чашку. На бетонных стенах появляются очертания моей тени. Я наблюдая за тем, как моя темная сестра-близнец вертит ручку пальцами. На чье имя писать письмо?

Сперва я думаю про миссис Белл, но отказываюсь от этой идеи. Она получит мое таинственное письмо слишком скоро после нашей встречи в шляпной мастерской, а это может вызвать ненужные подозрения. Тогда остается Нэйтан: хоть мы с ним и столкнулись нос к носу, он не услышал от меня ни слова по-английски. Да, я напишу ему. Мистер Белл не единожды озвучивал сомнения, что из Нэйтана выйдет хороший издатель. Может быть, я помогу Нэйтану убедить отца в том, что он умеет мыслить прогрессивно — ведь именно такими идеями славится «Фокус».

Однажды Нэйтан станет отличным издателем, возможно, не таким харизматичным, как отец, но таким же твердым в своих убеждениях. Хоть Нэйтан и ворчун, он, в отличие от отца, идет по жизни легко, словно знает, что существует далеко не один способ оставить после себя след.

Мистеру Нэйтану Беллу

Лаки-стрит, дом 1

Атланта, Джорджия

Уважаемый мистер Белл!

Многие годы я являюсь постоянной читательницей «Фокуса». Особое удовольствие мне доставляют ваши обстоятельные статьи, которые свидетельствуют не только о вашей готовности бороться за справедливость, но и о пытливости вашего ума (из последних могу выделить следующие статьи: «Зловонная комбинированная канализация: смывайте на свой страх и риск» и «Уволенные рабочие обувной фабрики не пришлись впору»).

Ваши публикации превосходят по качеству статьи многих более крупных изданий, однако есть тема, которую «Фокус», к сожалению, не освещает: женщины. В «Атланта Джорнал» есть женская страница. В газете «Конституция» регулярно пишут о том, как создать уют дома. Даже в «Трубаче» есть популярная колонка советов от тетушки Эдны. Издания наподобие «Домашнего журнала для леди» как никогда пользуются спросом.

Женщинам нужно больше информации. «Фокус» может им ее дать.

С этой целью я предлагаю вам свою ручку и сердце. Я всю жизнь прожила в Атланте и считаю себя самой обычной женщиной. Мне не нужны деньги. Осознание того, что я, вероятно, помогаю своим сестрам в Атланте, будет достойной платой за мой труд. Чтобы вам было проще принять решение, прилагаю пример моей заметки.

Спонсоры скачек объявили, что «дамы могут приглашать кавалеров», однако снова пошли пересуды о том, разумно ли проводить такие «нетрадиционные» мероприятия.

Мне кажется, существует множество ситуаций, когда то, что сказано, сильно отличается от того, что мыслится. Например, если кого-то спрашивают: «Тебе нравится мой огуречный пирог?», он может ответить: «Да, очень», даже если этот пирог напоминает ему плевок аллигатора. И если затем тот, кто пробует пирог, похвалит его пышность, тот, кто готовил пирог, ответит: «О, пустяки», хотя на самом деле ему будет очень приятно.

Но все же скачки не относятся к ситуациям такого порядка. Развешанным повсюду объявлениям все равно, что вы о них подумаете. Они говорят прямым текстом. Почему считается, что дама, решившая пригласить кавалера на скачки, «жертвует своей репутацией», когда она всего лишь исполняет волю организаторов мероприятия? Когда о притворстве речи не идет, слова следует принимать за чистую монету, иначе они могут утратить свою ценность. Поэтому, дамы, снимайте шоры, пока вашего жеребца не выбрал кто-то другой.

Если вам интересно мое предложение, просто напечатайте эту статью, и я буду знать, что вы ждете новый материал. Будучи человеком непубличным и в силу профессиональных причин мне не хотелось бы раскрывать свою личность.

Искренне ваша…

Я встряхиваю рукой, пытаясь придумать себе псевдоним. Мне вспоминается наша лошадь Картофелина. Иногда я ласково называла ее ягодкой. Кажется, это нежное слово подойдет, чтобы чуть смягчить вызывающий тон статей, которые я собираюсь написать. «Мисс Ягодка», — вывожу я витиеватым почерком. А затем осторожно открываю отверстие переговорной трубы. По полу чиркает ножка стула. Слышатся мерные шаги Нэйтана, который бродит от одной стены к другой, и цоканье когтей Деры. Она лает, но, к моему огромному облегчению, не в сторону вентиляции.

В моей голове проносится мысль о том, что человек, которому я пишу, сейчас тоже что-то пишет этажом выше, и моя тень тут же садится прямее. Если бы тени умели улыбаться, я бы увидела на стене отражение своей улыбки.

Я запечатала лист бумаги свечным воском. Сгорая от нетерпения доставить письмо адресату, я готова сейчас же вскочить с места, но нужно дождаться вечера.

Я слишком взволнована, чтобы есть, поэтому, надеясь найти еще одну пару перчаток, начинаю рыться в ящиках, которые Старина Джин хранит у себя в комнате. Дядюшки увезли свои скудные пожитки с собой, но кое-что от них все-таки осталось: например, любимая подушка Везунчика Йипа и двуструнная скрипка Молотка, на которой он по понятным причинам играл очень редко.

Не обнаружив перчаток, я навожу в ящиках порядок, и тут мне на глаза попадается свернутый в трубочку ковер. Он так долго стоял в углу, что теперь кажется частью стены. Мы могли бы подстелить его под наш стол, чтобы Старине Джину с дряхлыми суставами было мягче сидеть.

Ковер сопротивляется, когда я пытаюсь вытащить его из угла: выплевывает облачко пыли, заставляя меня чихнуть. Развернув его, я с удивлением обнаруживаю внутри какие-то вещи: темно-синий костюм с