Кобольд, лежащий рядом, застонал. Охваченный безумной яростью, Страйк накинулся на него и дал волю гневу. Упершись коленями кобольду в грудь, он колотил его по физиономии, пока не превратил ее в кровавое месиво.
Послышался пронзительный звук.
Страйк поднял глаза. Похититель цилиндра удалился уже на изрядное расстояние. И остановившись, держал в губах тонкий, цвета меди, рожок.
Когда звук докатился до всадников, окруживших Коиллу и Джапа, они прекратили сражаться и бросились бежать.
Джап прокричал:
— Смотрите!
Все кобольды отступали. Большинство уходили на своих двоих; некоторые поймали потерявших ездоков киргизилов. Они удирали в направлении входа в ущелье или карабкались вверх по крутым склонам. Горстка орков преследовала уходящих тварей, но большинство Росомах зализывали раны.
Коилла увидела Страйка. Тот шел, прихрамывая.
— Можно двигаться дальше! — сказала она.
— Цилиндр, — прорычал Страйк. Голос его звучал, как у безумного.
Дополнительных объяснений не понадобилось. Все поняли, что произошло.
Джап, топоча ногами, кинулся по тропе. Прикрыв глаза ладонью, он вгляделся вдаль. Разглядел всадника на киргизиле. Тот как раз поднимался по стене ущелья и был уже у самого выхода из него. На глазах у Джапа они достигли вершины. И прежде чем исчезнуть из виду, секунду постояли там, четко вырисовываясь на фоне солнца.
Джап трусцой вернулся обратно, к Страйку и Коилле.
— Ушли, — доложил он.
Лицо Страйка было черно от ярости. Он молча повернулся и направился к остальным воинам.
Капрал и сержант, обменявшись пустыми взглядами, последовали за ним.
Там, где сражение было особенно яростным, землю усеивали мертвые и раненые кобольды, опрокинувшиеся на землю лошади и киргизилы. По крайней мере полдюжины орков пострадали от ранений, не относившихся к категории легких, но по-прежнему стояли на ногах. Один лежал на земле, и за ним ухаживали.
Завидев своего командира, Росомахи двинулись навстречу.
Страйк, сверкая глазами, подошел к Элфрею.
— Какие потери? — рявкнул он.
— Дай мне время, я как раз подсчитываю.
— Тогда хотя бы приблизительно. — Это было сказано угрожающим тоном. — Ты обязан заменять полкового врача; докладывай.
Элфрей ответил сердитым взглядом. Однако, когда капитан в таком настроении, с ним лучше не связываться.
— Похоже, погибших нет. Хотя у Меклуна плохая рана. — Элфрей кивнул в сторону лежащего на земле солдата. — У других тоже глубокие раны, но они могут стоять.
Хаскер, стирая кровь с подбородка, произнес:
— Везучие как черти, вот мы какие.
Страйк яростно воззрился на него:
— Везучие?.. Эти ублюдки захватили цилиндр!
Шок, охвативший отряд, казалось, можно было пощупать руками.
— Проклятое когтистое ворье! — негодующе воскликнул Хаскер. — За ними!
Росомахи ответили хором одобрительных возгласов.
— Подумайте! — проревел Страйк. — К тому времени, пока мы поймаем лошадей и перевяжем раненых…
— Почему бы тогда не послать в погоню небольшой отряд? — предложила Коилла. — А остальные могут последовать позже.
— Враг превзойдет такой отряд численностью. К тому же киргизилы могут пройти даже в местах, где нам не пробраться. Их уже и след простыл!
— Тогда почему бы нам сначала не привести себя в порядок? — вставил Элфрей. — Все равно не известно, где они сейчас.
— Тут вокруг много раненых кобольдов, — напомнил Хаскер. — Мы заставим их рассказать все! — Чтобы подчеркнуть смысл сказанного, он вынул нож и провел пальцем по лезвию.
— А ты разве говоришь на их адском языке? — осведомился Страйк. — А кто-нибудь из вас говорит?
Никто не отозвался.
— Как я и думал… Так что пытка вряд ли поможет.
— Нам не следовало входить в ущелье, не послав сперва разведчиков, — угрюмо пробурчал Хаскер.
— Я как раз в подходящем настроении, чтобы слушать твой нудеж, — сказал Страйк. Его лицо стало жестким, как кремень. — Если у тебя есть претензии к моим действиям, то высказывайся сейчас.
Хаскер всплеснул руками в умиротворяющем жесте.
— Нет, командир. — Он включил одну из своих пустых, ничего не выражающих улыбок. — Просто подумал вслух.
— Размышления — не самое твое сильное место, сержант. Предоставь это мне. Это относится и ко всем!
Снова воцарилось напряженное молчание. Его нарушил Элфрей.
— Что будем делать, капитан?
— Для начала надо поймать лошадей. Если Меклун не сможет ехать, сделайте для него носилки. — Он дернул головой в сторону побоища. — Ни одного кобольда в живых не оставляйте. Перережьте им глотки. За дело!
Росомахи разошлись.
Коилла осталась. Она внимательно смотрела на Страйка.
— Молчи, — сказал он. — Я знаю. Если мы не вернем эту проклятую штуковину обратно, на нас можно ставить крест.
ГЛАВА 6
Дженнеста стояла на самом верхнем балконе самой высокой башни своего дворца.
Сзади шумел восточный океан. Она смотрела на северо-запад, где над Таклакамиром, внутренним морем, поднимался кудрявый розовый туман. За ним можно было разглядеть городские шпили Уррабитона, что на самом краю пустыни Ходжангер. Ходжангер, в свою очередь, в конце концов уступал дорогу ледяному полю. Оно виднелось на горизонте, алое от солнечного света.
Дженнесте картина напоминала замерзшую приливную волну — но не морской воды, а крови.
Налетел ледяной, жесткий, как лезвие, ветер. Он всколыхнул вишневые драпировки над входом на балкон. Дженнеста плотнее запахнула окрашенный в молочный цвет плащ из шкуры саблезубого тигра. Погода плоха не по сезону и с каждым годом становится хуже.
Наползающие ледники и жестокие ветры казались отражением в природе человеческого вторжения; захватывают все большую и большую территорию, вырывают из земли сердце, нарушают естественное равновесие.
И пожирают магию Марас-Дантии.
Дженнеста слышала, что на юге, где человеческие колонии самые большие и волшебство почти (а то и вовсе) не действует, люди даже отказались от священного имени и стали называть мир Центразией. По крайней мере так делают Уни, а они более многочисленны, чем Поли.
Она задумалась, не в первый раз задавая себе вопрос: а как бы мать ее, Вермеграм, отнеслась к этой ереси? Нет сомнения, она бы отдала предпочтение тем, кто идет по Тропе Многобожия. В конце концов, они придерживаются пантеистских догматов, примечательно схожих с догматами древних рас. Именно по этой причине их поддерживает сама Дженнеста. И будет поддерживать — пока находит это целесообразным. Но вот одобрила бы ее мать, наяда, то, что Дженнеста фактически примыкает к вторгшимся захватчикам, — вопрос неясный. Несмотря на то, что супруг самой Вермеграм был человеком.
А он, кстати? Одобрил бы отец Дженнесты веру Уни и ее нелепые монотеистские заповеди?
Каждый раз, начиная задумываться над этими вопросами, она чувствовала, какие сложности создало ее двойное происхождение. Это неизбежно приводило к мыслям об Адпар и Санаре, и ее захлестывала волна гнева.
Волевым усилием Дженнеста вернулась мыслями к артефакту. Он — ключ к ее амбициям, к победе. И он ускользает у нее из рук!
Она вернулась в покои.
Из тени бесшумно вышел слуга и принял у нее из рук плащ. Стройный, почти хрупкий, с бледной кожей и утонченными чертами лица. Песочные волосы, голубые глаза с длинными золотистыми ресницами, нос картошкой и