За всю свою жизнь Микаэль Блумквист ни разу не называл себя Карлом и не подписывал статьи именем Карл Блумквист, но это уже не играло никакой роли. С тех пор коллеги-журналисты прозвали его Калле Блумквистом, что его совсем не радовало, и произносили это хоть и дружелюбно, но и отчасти насмешливо. При всем уважении к Астрид Линдгрен — ее книги Микаэль очень любил, — свое прозвище он ненавидел. Потребовалось несколько лет и куда более весомые журналистские заслуги, чтобы оно стало забываться, но, когда кто-нибудь поблизости произносил это имя, его по-прежнему передергивало.
Итак, он спокойно улыбнулся и посмотрел в глаза представителю вечерней газеты.
— Ну, придумай что-нибудь. Ты ведь всегда здорово сочиняешь статьи.
Репортер говорил без неприязни. Со всеми здесь Микаэль был более или менее знаком, а злейшие его критики предпочли не приходить. С одним из репортеров он раньше вместе работал, а «Ту, с канала ТВ-4» ему несколько лет назад едва не удалось закадрить на вечеринке.
— Тебе там задали хорошую взбучку, — сказал представитель газеты «Дагенс индастри», молодой, явно из внештатных корреспондентов.
— В общем-то, да, — признался Микаэль.
Утверждать обратное ему было сложно.
— И как ты себя чувствуешь?
Несмотря на серьезность ситуации, ни Микаэль, ни журналисты постарше, услышав этот вопрос, не смогли сдержать улыбки. Микаэль обменялся понимающим взглядом с представительницей канала ТВ-4.
«Как ты себя чувствуешь?»
«Серьезные журналисты» во все времена утверждали, что это единственный вопрос, который способны задать «бестолковые спортивные репортеры» после финиша «запыхавшемуся спортсмену».
Но потом он вновь стал серьезным и ответил вполне дежурной фразой:
— Я, естественно, могу лишь сожалеть о том, что суд не пришел к другому выводу.
— Три месяца тюрьмы и компенсация в сто пятьдесят тысяч крон — это ощутимо, — сказала «Та, с канала ТВ-4».
— Я это переживу.
— Ты готов попросить у Веннерстрёма прощения? Пожать ему руку?
— Нет, едва ли. Мое мнение о моральной стороне коммерческой деятельности господина Веннерстрёма не претерпело существенных изменений.
— Значит, ты по-прежнему утверждаешь, что он негодяй? — сразу последовал вопрос от «Дагенс индастри».
Этот вопрос грозил привести к появлению «материальчика» с роковым заголовком, и Микаэль мог бы попасться в эту ловушку, но репортер слишком поспешно подставил микрофон, и он уловил сигнал об опасности. Прежде чем ответить, он помедлил несколько секунд.
Суд только что постановил, что Микаэль Блумквист нанес оскорбление чести и достоинству финансиста Ханса Эрика Веннерстрёма. Его осудили за клевету. Процесс завершился, и обжаловать приговор он не собирался. А что произойдет, если он неосторожно повторит свои утверждения прямо на ступенях ратуши?
Микаэль решил, что проверять это не стоит.
— Я полагал, что имею веские основания для публикации имевшихся у меня сведений. Суд посчитал иначе, и я, разумеется, должен смириться с результатами судебного разбирательства. Теперь мы в редакции хорошенько обсудим приговор, а потом решим, что нам делать. Больше мне добавить нечего.
— Но ты забыл о том, что журналист обязан подкреплять свои утверждения доказательствами, — довольно резко заметила «Та, с канала ТВ-4».
Отрицать это было бессмысленно. Раньше они с ней считались добрыми друзьями. Сейчас лицо девушки оставалось спокойным, но Микаэлю показалось, что он уловил в ее взгляде разочарование и отчужденность.
Микаэль Блумквист продолжал отвечать на вопросы еще несколько мучительных минут. В воздухе буквально витало недоумение собравшихся: как Микаэль мог написать статью, полностью лишенную оснований? Но никто из репортеров об этом так и не спросил, возможно, им было слишком неловко за коллегу. Присутствующие журналисты, за исключением внештатника из «Дагенс индастри», обладали богатым профессиональным опытом, и для ветеранов случившееся выглядело непостижимым. Представительница канала ТВ-4 поставила Микаэля перед входом в ратушу и задала свои вопросы отдельно, перед камерой. Она держалась любезнее, чем он того заслуживал, и в результате появилось количество «материальчика», достаточное для того, чтобы удовлетворить всех репортеров. Его история, конечно, найдет свое отражение в заголовках — это неизбежно, — однако он заставлял себя помнить о том, что для СМИ это все же не самое главное событие года.
Получив желаемое, репортеры отправились по своим редакциям.
Микаэль намеревался пройтись, но этот декабрьский день выдался ветреным, а он уже и так промерз во время интервью. Все еще стоя на ступенях ратуши, он поднял взгляд и увидел Уильяма Борга, выходившего из машины, в которой тот сидел, пока репортеры работали. Их взгляды встретились, и Уильям Борг ухмыльнулся:
— Сюда стоило приехать хотя бы ради того, чтобы увидеть тебя с этой бумагой в руках.
Микаэль не ответил. Они с Уильямом Боргом были знакомы пятнадцать лет. Когда-то они одновременно работали внештатными репортерами отдела экономики одной из утренних газет. Именно тогда у них возникла взаимная неприязнь, оставшаяся на всю жизнь. В глазах Микаэля Борг был никудышным репортером и тяжелым, мелочно мстительным человеком, который донимал окружающих дурацкими шутками и пренебрежительно высказывался о пожилых и, следовательно, более опытных журналистах. Особенно он, казалось, недолюбливал старых журналисток. За первой ссорой последовали дальнейшие перебранки, и постепенно их профессиональное соперничество приобрело характер личной неприязни.
На протяжении нескольких лет Микаэль периодически сталкивался с Уильямом Боргом, но по-настоящему врагами они стали только в конце 1990-х годов. Микаэль написал книгу об экономической журналистике, от души снабдив ее цитатами из множества идиотских статей, подписанных Боргом. В книге Микаэля Борг представал эдаким зазнайкой, который превратно истолковывал подавляющее большинство фактов и писал хвалебные статьи о дот-комах, [8] вскоре оказывавшихся на пути к банкротству. Борг не оценил проведенного Микаэлем анализа, и при случайной встрече в одном из ресторанчиков Стокгольма у них чуть не дошло до рукопашной. Примерно в то же время Борг оставил журналистику и теперь работал в информационном отделе одного предприятия; там он получал гораздо более высокую зарплату, а предприятие, вдобавок ко всему, входило в сферу интересов промышленника Ханса Эрика Веннерстрёма.
Они довольно долго смотрели друг на друга, а потом Микаэль развернулся и пошел прочь. Как это типично для Борга — приехать к ратуше только для того, чтобы посмеяться над ним.
Не успел Микаэль сделать и нескольких шагов, как перед ним остановился автобус номер сорок, и он запрыгнул внутрь, в основном чтобы поскорее