Она посмотрела на меня, как будто ждала знака, который она примет во внимание, если мне не захочется слушать дальше.
— Он жил здесь целую неделю. Это был настоящий абсурд. Мы вели себя так, словно только что снова влюбились. Словно начали жизнь с нуля. Я вспоминала совершенно забытые мелочи, привычки из нашей прежней жизни. Он тоже. Он стал рассказывать о том, что ему припомнилось, о тех милых вещах, которые он любил, о которых никогда раньше не рассказывал. Мы сидели здесь каждый вечер и разговаривали о наших поездках, о том, что мы делали в тот или иной день. Он сказал, что как-то утром в первое лето, когда мы были вместе, он вдруг проснулся от смеха, лежал в постели и громко смеялся, никак не мог остановиться. Но потом однажды ночью…
Что она сейчас расскажет? Во что я позволяю себя впутывать?
Но останавливать ее, просить замолчать было поздно.
— Спали мы в моей комнате… — продолжила она. — В детской он спать не мог… И вот… в ту ночь… ему захотелось заняться любовью…
Я знал, что мне следовало сделать, что я обязан сделать, и сделать немедленно: остановить ее, встать, выйти и закрыть за собой дверь. Но я не подал никакого знака. Я остался сидеть и слушать, словно на самом деле хотел услышать то, что меня не касалось.
— Я не понимала, почему ему захотелось близости, как он мог в этих обстоятельствах испытать проблеск желания, ведь все было так ужасно. У нас пропала дочь, мы не знали, что с ней случилось. После его ухода меня стошнило. Постельное белье я швырнула в стиральную машину, протерла все в комнате, пол, стены, все-все. Целую ночь убиралась, наводила порядок, пока совсем не рассвело.
Я представил себе эту сцену: он, обезумевший от страсти, она, без единого слова, отдается ему, не сопротивляясь.
— Он как-то умел отделять одно от другого. Ему было так легче. Это было заметно и в те дни, когда он жил здесь. Он мог вдруг негромко запеть или засмеяться, услышав что-то, прозвучавшее по телевизору. Мог спросить: а не прогуляться ли нам? Спросить весело, как будто ничего не произошло. Я понять этого не могла, даже если бы захотела, если бы попыталась. Но он всегда был вот такой. Дома играет на компьютере, устраивает гонки на машинах и ни на что не обращает внимания. Не обращает, если не хочет обращать. Он как-то сказал, что Кристина на него жалуется, говорит, что это в нем самое плохое — это его умение абстрагироваться, делать вид, что он живет сам по себе.
Зачем мне это знать? Я подумал, уж не ждет ли она от меня какого-нибудь поступка, но, похоже, ей вполне хватало, чтобы я только сидел и слушал.
— Мне кажется, все дело в этом. Так я теперь думаю. Раньше не думала. Но теперь мне кажется, что мы расстались именно поэтому, именно от этой его привычки. Мы становились все более и более разными, каждый по-своему. Мы отдалялись друг от друга, шли в разные стороны, каждый своей дорогой. Желания у нас никогда не совпадали, никогда не были согласованы. Всегда было расхождение. Мы никогда не были в одном месте одновременно. Когда один куда-то приходил, оказывалось, что другой оттуда уже ушел.
Наступила тишина.
Я кивнул, чтобы показать, что внимательно слушаю.
— А еще я думаю о тех временах, когда у нас все было хорошо. Теперь я вообще не могу понять, что именно было хорошо. Что-то такое, что потом пропало, какое-то соответствие, согласие.
Она улыбнулась в легком смущении.
— Видимо, любовь поднимает нас, помогает выйти сухими из воды, ведет над бурными потоками, которые обязательно захлестнули бы нас каждого по отдельности.
Она посмотрела на меня.
— Но вам это, кажется, неинтересно…
По улице медленно, как улитка, ползла полицейская машина. Я помахал своим удостоверением. Машина подкатила к тротуару, как обычное такси. Я сел в нее. Оба полицейских были мне знакомы, но имен их я не вспомнил. За рулем сидела женщина, она спросила, куда мне надо, я подумал об Анне-Софии, но ответил, что мне все равно, они могут взять меня с собой в патрулирование, лишь бы только мне не шлепать по этому весеннему потопу.
Мы покатили по улицам. Я сказал им, что полицейский без машины — что ворона без крыльев. Ни один не рассмеялся.
Капли дождя на лобовом стекле отливали желтым светом. Иногда начинала хрипеть рация, сиплые голоса произносили по нескольку слов. Мужчина-полицейский сказал что-то женщине за рулем, но я не разобрал слов. Мне показалось, они терпеть не могут друг друга, их раздражало, что они оказались вместе в машине, и, наверное, подумал я, мужчина злится еще и потому, что за рулем был не он.
— Спокойный выдался вечерок? — спросил я.
Никто не ответил. Я наклонился вперед и заглянул между передними сиденьями. И в этот момент по рации прозвучало сообщение. Мужчина взял микрофон и ответил, я не слышал слов, но понял, что ответ был утвердительный. Он сказал что-то напарнице, она включила проблесковый маячок, несколько раз взвыла сирена, другие автомобили освободили нам дорогу.
— Что случилось? — крикнул я.
— Разборки в отеле «Мажестик», — ответил мужчина. — Шлюхи любят поскандалить. Мы туда заезжаем через день.
Немного погодя мы остановились перед отелем. Горели только буквы «…жес…».
— Я тоже с вами, — сказал я и почувствовал странное покалывание в теле, возбуждение, как у подростка, стремление к действию, избыток неиспользованных сил.
За стойкой стоял пожилой мужчина с длинными волосами.
— Двести четырнадцатый, — сказал он и кивнул в сторону лестницы. — Не работает, — сказал он, когда женщина-полицейский подошла к лифту.
Номера с 200-го были на третьем этаже. Дверь в 214-й была открыта. Я подумал, что смешно было давать апартаментам такие большие номера, если вспомнить скромные размеры заведения. Изнутри доносились громкие ритмичные вскрики. Мужчина-полицейский отцепил дубинку и вошел первым.
В номере оказались три шлюхи и клиент. Сиплые выкрики исходили от него. Кроме трусов и носков, на нем ничего не было. Мужчина сидел на табуретке, закрыв глаза и раскачиваясь взад-вперед. Крики он издавал в такт раскачиванию. Одна рука у него была обвязана платком, который держала за кончики двумя руками одна из проституток. На кровати я увидел лужу крови.
Две другие девицы стояли у окна. На одной — только нижнее белье, черные чулки с длинными прорехами.
— Что здесь произошло? — спросила женщина-полицейский.
Державшая платок проститутка, которой по