Наша чернота особенная. Не такая, как везде. В ней мгновенно погибает вся электроника, электрика, точная механика, неточная механика, живое, неживое и всё, что младше говна мамонта. Это правда. Говорят, чернота имеет временное смещение лет в шестьсот, и любой предмет, не пришедший к нам со времён Ивана Грозного, разрушается за доли секунды. Почему я это знаю? А потому, что люди у нас современные, из самого что ни на есть двадцать первого века, а кластеры нам достались старинные. Пробовали определять — век двенадцатый-четырнадцатый, не старше. Так что предметов лубочной старины у нас хоть отбавляй, только из современного к нам может попасть только то, что найдём в карманах заражённых. А самое главное, что закрыты мы со всех сторон, как тараканы в стеклянной банке. До наших соседей метров пятьсот, руками можно махать, но пройти или предметов передать нельзя, всё наша чёрная поганица уничтожает.
Мужики уже затащили обглоданного элитника на нашу территорию и потрошат споровый мешок. Заражённые никогда хранилище споранов почему-то не едят, и это хорошо, нам больше достанется. Это моё умение, я его почти не осознаю, но, когда цель выбираю я, то добычи с заражённых на несколько порядков больше, чем у других. И теперь я бессменный наводчик и командир расчёта. Сколько ни пробовали меняться — у меня всегда добыча круче.
— Ну ты, Добрая Милая Крёстная, и дал! Как обычно! Как ты их узнаешь? Смотри, одна розовая, две красные, десятка полтора чёрных жемчужин и сотни две горошин!
Это меня сейчас похвалили за моё умение выбирать добычу и ловко управляться с чугунным бревном с дыркой для ядра. А вы думали, я это пушкой называть буду? Пушки появились позже, а это и есть бревно с дыркой. Радуются мужики как дети, а я, как обычно, сейчас буду настроение портить и спрашиваю:
— А сколько споранов?
— Ну, с десятка три, — неуверенно так отвечают. Дошло, наверное.
— Хреново. Вот вы никак не поймёте, что чёрные жемчужины и горошины — это сейчас бесполезная вещь. У нас этих горошин два мешка, и чёрного жемчуга бочка стоит! Кто его ест? У нас сто пятьдесят рыл, и квазами что-то народ не очень горит становиться, а живчик каждый день готовим. Мы и на треть людей не набрали! Скоро мы весь леспромхоз на спораны вырежем, а хватать не будет!
Это всё перекосы местной географии. У нас в этой звезде прикормлена очень и очень серьёзная элита, поэтому мелочёвка не приходит, вот мы крупняк и бьём. Бывает, добываем огромную, мощную тварь, и она тебя одаривает бесценным красным жемчугом, горстью чёрного, нереальным количеством горошин, а вот споранов почти нет. Вот как сейчас. Огромный элитник тонны под две, и что? Десяток споранов? Тут в каком-нибудь топтуне или рубере спораны могут быть сотнями, а в элитниках спораны почти полностью исчезают, а живчик необходимо каждый день пить.
Посмотреть на результаты охоты вышло наше верховное начальство — сам Король Артур. Он по жизни Иван, но не прижилось. Это тоже одна из странностей нашего места — длинные имена, а моё аж из трёх слов, и сокращать нельзя. Наш начальник заорал командным голосом:
— А ну, демократы, кончай базарить! Занялись делом!
Мужики забегали, как обычно, порубили тварь в полутуши, затем на куски. Нагрузят телегу и отвезут мясо в леспромхоз. Мы так несколько кластеров называем, где заражённых доращиваем.
Прибежала взмыленная Зойка Буфетчица:
— Кластер перегрузился! Теперь к церкви можно пройти, дорога открылась!
Ох, как мы этого долго ждали! Надо срочно бежать. Всё бросаем, тут мужики сами разберутся, а меня хватают под руки и тащат. У нас сильнейшие рукопашники, а я бегаю как обычный человек.
Запыхавшаяся Зойка Буфетчица выдохнула:
— Эль-Маринель Ушастая рясу видела, телефон у него, далеко вроде не ушёл, можно догнать. Он там долго простоял. Туда-сюда шныряет.
Речь шла о батюшке. Батюшка перерождается почти всегда, а его телефон — это наша основная добыча в церквушке.
Глава 3
Шестопёр святого отца
Мобильник святого отца — это основной трофей охоты, который мы всегда с нетерпением ждём. Батюшка Айболит говорит, что телефон к нему попал, когда куличи святили. Какие чувства мотивировали того «быка», Батюшка не знает, но в корзинку, куда бабушки складывали куличи, крашеные яйца, сальце и бросали мелкие денежки, один крепкий пацан с золотой цепью в полтора пальца и несколькими шрамами на голове, положил мобилу. Огромный прорезиненный лапоть, называющийся Сам-хун-юнг. Название каждый раз новое выпадает, у нас даже загадывают, какое в этот раз будет. Ни разу ещё не повторялось, чего только не было! Такое ощущение, что китайцы компенсируют короткие имена богатством фантазии.
Батюшка мобильником долго пользовался, а потом внук установил прицельную программу. Если вы танкист, или артиллерист, или снайпер, или ещё кто-то, не ожидайте увидеть знакомую прицельную сетку и расчёт баллистических таблиц. Да! Считайте, что у вас крышу сорвало — это будет енот!
Енот указывает лапкой, куда попадёт ядро. Если нужно уточнить расстояние до цели, то наводишь и два раза нажимаешь, тогда у животного облачко из-под хвоста с цифрами вылетает. Кто-то с больной фантазией программу писал, но детям нравится. Ставим телефон Батюшки на моё орудие. А как иначе из древнего орудия в элитника попадать? Вот только ломается он выстрелов через двадцать, приходится ждать новой перезагрузки. При той элите, что тут прикормлена, такого количества выстрелов совсем не много.
Я тоже бегу. Основу нашего выживания составляют те, кого стикс наделил рукопашными умениями. Могучим бойцам наше странное место дарует фантастическую силу и выносливость. Зато мне, кроме моего величайшего и уникальнейшего умения, ни фига ничего не даруется. Бегу, еле ноги переставляю.
Опа! Вот это я люблю! Вначале все смеялись, а потом уже вошло в привычку. Настя Лёня подхватили меня подмышки и тащат, почти несут, я ногами чисто символически переставляю. Намного быстрее выходит, чем я сам ковылять буду. Силищи у них дуром, я для них как пушинка. Может, предложить, чтобы себе на шею сажали?
Всё, мы на месте. Чёрная тень метнулась на краю видимости глаза. На этот раз переродившийся святой отец был быстр, как никогда, но шестопёр Батюшки Айболита был быстрее. Наш святой отец всегда любил говорить: «Это оружие не делает много крови». Крови-то оно