Мы поговорили еше какое-то время, и я почувствовал, как озабоченность уходит из голоса Илзе. Заместила её печаль. Скорее всего она поняла, что это на самом деле произошло, и её мать и отец не собираются проснуться однажды утром и зажить, как прежде. Но она пообещала позвонить Пэм и отправить электронное письмо Мелинде, дать им знать, что я всё ещё на земле живых.
— У тебя есть электронная почта, папа?
— Да, но сегодня ты будешь моей электронной почтой, солнышко.
Она засмеялась, всхлипнула, засмеялась вновь. Я хотел спросить, не плачет ли она, но передумал. Решил, что лучше не спрашивать.
— Илзе? Пожалуй, я тебя отпущу, милая. Хочу принять душ и на том закончить день.
— Хорошо, но… — Пауза. Потом её прорвало: — Меня корёжит при мысли о том, что ты во Флориде один! Вдруг ты упадёшь в душе! Неправильно это!
— Солнышко, всё у меня хорошо. Честное слово. Этот парень… его зовут… — «Ураганы, — подумал я. — Метеоканал». — Его зовут Джим Кантори. — В ряд я попал правильный, но с местом ошибся. — Я хотел сказать, Джек.
— Ты знаешь, это не одно и то же. Хочешь, чтобы я приехала?
— Нет, ты же не хочешь, чтобы твоя мать сняла с нас обоих скальпы. Оставайся там, где сейчас и находишься, и занимайся своими делами, дорогая. Буду держать тебя в курсе.
— Ладно. Но береги себя. Никаких глупостей.
— Никаких глупостей. Вас понял, Хьюстон.
— Что?
— Не важно.
— Я всё-таки хочу услышать, как ты мне это пообещаешь. На ужасный и удивительно странный миг я увидел Илзе одиннадцатилетней — Илзе в форме гёрлскаутов, — и она смотрела на меня полными ужаса глазами Моники Голдстайн. И прежде чем я успел сдержать слова, услышал, как говорю:
— Обещаю. Клянусь. Именем матери. Илзе рассмеялась.
— Никогда такого не слышала.
— Ты ещё много чего обо мне не знаешь. Я полон тайн и загадок.
— Раз ты так говоришь… — Опять пауза. А потом: — Я тебя люблю.
— Я тоже.
Я осторожно положил трубку на рычаг и долго смотрел на неё.
vii
Вместо того чтобы принять душ, я вышел на берег. Быстро обнаружил, что на песке проку от костыля нет, скорее, он превращался в помеху, но от угла дома до воды меня отделяли каких-то два десятка шагов. Я не спешил, так что без проблем преодолел это расстояние. Прибоя практически не было, высота накатывающих волн не превышала нескольких дюймов. И мне было трудно представить себе, с какой яростью эта самая вода обрушивалась на берег во время урагана. Просто невозможно. Потом Уайрман скажет мне: «Бог всегда наказывает нас за то, что мы не можем себе представить».
Это одно из лучших его изречений.
Я повернулся, чтобы возвратиться к дому, но остановился. Света было достаточно, чтобы под выступом «флоридской комнаты» я мог увидеть толстый ракушечный ковёр, нанесённый приливом. Целую кучу ракушек. Казалось, что при высоком приливе передняя часть моей новой виллы превращается чуть ли не в бак корабля. Я вспомнил слова Джека о том, что заранее получу предупреждение, если Мексиканский залив захочет «съесть» этот дом, что я услышу скрежет и стоны. Наверное, он говорил правильно… но и на строительной площадке обычно предполагается, что ты заранее получаешь предупреждение о пятящейся к тебе тяжёлой технике.
Я дохромал до костыля, который оставил прислонённым к стене виллы, и по короткому дощатому настилу добрался до двери. Хотел встать под душ, но вместо этого принял ванну. Опускался и поднимался осторожно, используя навыки, полученные от Кэти Грин в моей прошлой жизни. Мы оба проделывали это в купальных костюмах, и тогда моя правая нога напоминала кусок плохо порубленного мяса. С той поры всё изменилось; тело постаралось залечить раны. Шрамы, конечно, останутся на всю жизнь, но даже они заметно сгладились, рассосались. Почти рассосались.
Я вытерся полотенцем и почистил зубы, затем, опираясь на костыль, вернулся в спальню и оглядел двуспальную кровать, теперь лишённую декоративных подушек.
— Хьюстон, мы ложимся в кровать, — доложил я.
— Принято, Фримантл, — ответил я. — Вы ложитесь в кровать.
Конечно, почему нет? На сон я не рассчитывал, после того, как выспался днём, но мог полежать. Нога чувствовала себя на удивление неплохо, зато тянуло поясницу и возникли какие-то неприятные ощущения у шеи. Я лёг. Нет, о сне не могло быть и речи, даже после похода к воде, но настольную лампу я не включил, чтобы дать отдых глазам. Решил полежать, пока не придут в себя шея и поясница, потом достать из чемодана книгу и почитать.
А пока хотелось полежать, расслабиться…
Я расслабился, и даже больше. Ничего мне не снилось.
viii
Сознание вернулось ко мне глубокой ночью: зудела правая рука, правую кисть трясло мелкой дрожью, и я понятия не имел, где нахожусь. Только снизу что-то огромное шуршало, шуршало и шуршало. Сначала я подумал, что работает какая-то машина, но для техники звук был очень уж неравномерным. И, как мне показалось, слишком живым. В голову пришли мысли о зубовном скрежете, но ни у кого не могло быть таких огромных зубов. По крайней мере ни у кого в известном мне мире.
«Дыхание», — подумал я и вроде бы не ошибся, но какое животное могло издавать такой накатывающий со всех сторон, скрежещущий звук, когда втягивало в себя воздух? И, Господи, зуд сводил меня с ума, зудело всё предплечье, до локтевого сгиба. Я решил почесать правую руку, потянулся к ней, но, само собой, не нашёл ни локтя, ни предплечья, почесал только простыню.
От этого я окончательно проснулся, сел. Хотя в комнате царила темнота, звёздного света, проникающего в окно на западной стене, хватило, чтобы я разглядел изножье кровати, где один из моих чемоданов ещё лежал на скамье. Вот тут всё встало на свои места. Я на Дьюма-Ки, неподалёку от западного побережья Флориды, прибежища молодых и полуживых. Я в доме, о котором уже думал, как о вилле «Розовая громада», а этот скрежещущий звук…
— Ракушки, — пробормотал я, вновь ложась на спину. — Ракушки под домом. Вода прибывает. Прилив.
Я полюбил этот звук с самого начала, когда проснулся и услышал его в ночной тьме, когда не знал, где нахожусь, кто я, из каких частей состоит моё тело. Это был мой звук.
Он зацепил меня на здрасьте.
Глава 3
НОВЫЕ РЕСУРСЫ
i
Потом начался период выздоровления и перехода от прошлой жизни к той, что я вёл на Дьюма-Ки. Доктор Кеймен, вероятно, знал, что в такие переломные моменты большинство существенных изменений происходят внутри: волнения в обществе, мятеж, революция и, наконец, массовые казни, в результате которых головы правителей прежнего режима летят в корзину у подножия гильотины. Я уверен, этот человек-гора видел и успешные финалы