Следующий «слайд» в газете был посвящен почему-то предыдущему событию — «Шествию Государя Императора и Государыни Императрицы в Успенский собор». Царская чета только идет в храм, спускаясь с крыльца Грановитой палаты.
Наконец, я дошел до иллюстраций выхода наружу — после коронации процессия проследовала в Архангельский и Благовещенский соборы. В газете это было запечатлено не рисунком, а фотографией, причем сделанной сверху. Как будто коптером. Я подивился искусству фотографа, перешел к следующей странице. Императорская чета посещает Большой театр. Судя по подписи, дают «Жизнь за царя», пару художник изображает в главной ложе, стоящими в окружении свиты. Картинка тянула на полноценное полотно — были выписаны все детали и даже партер с головами зрителей.
В Большой меня звали, и от Сергея Александровича даже пришло два билета. Правда, не в ложи, а в тот самый партер, который тоже попал в газету. Но я как представил по второму кругу в толпе аристократов, все эти бесконечные и пафосные разговоры о коронации, да еще смотреть напыщенную постановку «Жизнь за царя»... нет уж. Я свой номер уже отбыл в Успенском соборе. И на обеде волостных старшин в Петровском дворце.
Который кстати, тоже попал в газету. «Их Величества обходят столы обедающих».
Прибыв за несколько дней в Москву на коронацию, Николай II с супругой остановились в Петровском путевом дворце. Уже после всех торжеств, 18 мая, в том же Петровском были поставлены большие шатры, обеденные столы, между которыми бегали официанты. Такие же обеды для волостных старшин устраивал и отец Николая — Александр III.
Этот обед запомнился бесконечной одой от розовощёкого студентика. Что-то в стиле Державина:
...Дней священных ожидая
Чувств торжественных полны
Шли они с брегов Дуная
Шли они от северной Двины...
Заканчивался стих пафосными строчками, между букв которых так и сочилась патока:
...И как к таинству святому
Все готовились они
Бить челом Царю родному
В эти благостные дни...
Студентику хлопали, но так вяло — всех утомил длинным стихом, плюс не все влезли под императорский шатер и стояли под палящим солнцем.
— Вы слышали шутку про публикацию в «Одесском вестнике»? — Шувалов заметил, как я погрузился в газеты, наклонился ко мне. Понизил голос: — Цензоры пропустили и пропечатали: «Митрополит возложил на голову его императорского величества ворону».
— Ха-ха-ха... Ворону! Представляете?
Я вежливо поулыбался, перелистнул газету.
— А в следующем номере появилась заметка — продолжал смеяться адъютант — В предыдущем номере нашей газеты, в отчете о священном короновании их императорских величеств, вкралась одна чрезвычайно досадная опечатка. Напечатано: «Митрополит возложил на голову его императорского величества ворону», читай: «корову».
Вообще московские Романовы непуганые — слишком многое позволяют своим любовникам. Великий князь и распустил! Смеяться над коронацией в пяти шагах от помазанника... В тот момент, когда решается судьба чиновничества первопрестольной...
Наконец, меня позвали в кабинет.
Там было накурено — топор вешай, вокруг круглого стола с царем и роднёй бесшумно кружили слуги во фраках и белых перчатках.
Сам Николай выглядел осунувшимся, усталым. Кто-то на его парадный мундир догадался повязать черный бант — и то хлеб.
— Так, теперь доктор у нас. Баталов, — после долгой паузы произнес Владимир Александрович, заглядывая в бумажку. Видно военного человека — как на параде скандирует, каждое слово из стали выплавлено. — Расскажите, какие действия были предприняты.
Ать-два. Я невольно вытянулся, будто в шеренгу встал.
— Ваше Императорское величество. Ваши Императорские высочества. Службой скорой помощи была организована сортировка пострадавших, оказание первой помощи, и доставка в больницы. Всего было обслужено четыреста тридцать семь человек. Из них помощь на месте оказана ста двенадцати, в стационары доставлено триста двадцать пять. Из них трое — после реанимации. Их сочли умершими, но врачам удалось вернуть пациентов к жизни. Погибших на месте предварительно сто девяносто четыре.
— Уже двести тридцать один. Вот ваш Власовский, — рявкнул Великий князь. — Не смог ничего сделать! Сколько медиков было на месте?
— Власовский не мой! — тут уже завелся я. Кланяюсь, как болванчик, а дело не делается. Сами просрали всё, ищут теперь крайних...
— Мы все понимаем, — попытался сгладить Сергей Александрович. — Продолжайте.
— На месте было восемнадцать врачей, тридцать два фельдшера, весь состав скорой. Ну и я, частным порядком. Кстати, если бы не помощь полиции и армии, несших службу на месте, жертв оказалось бы намного больше. В ров, засыпанный незадолго...
— Да, конечно, — отвернулся Владимир Александрович. — Вас послушать, так одни спасители там были...
— А что кровь, вливают раненым? — вдруг спросил молчавший до этого император. — Ведь это вы с Иваном Михайловичем Сеченовым... Я вас помню, у вас тоже вторая группа, как и у меня.
— Да, Ваше Императорское величество, вливают. К сожалению, сейчас запасы, имеющиеся в больницах, истощены. Я и сам собирался сразу после аудиенции сдать...
Ну, давай, величество, соображай! Я тебе уже прямым текстом почти намекаю, что надо сделать.
— И что, каждый может сдать? — поддержал меня Георгий.
— К сожалению, именно вам, Ваше Императорское высочество, по состоянию здоровья... Ну вы понимаете...
— А я сдам. Сколько надо. Поеду вместе со свитой, — встрепенулся Николай.
Ну всё, фотоотчеты теперь затопят все газеты, и не только в России. И вся великокняжеская компашка тоже попрется делиться кровушкой с мужиками и бабами.
Меня отпустили. И слава богу. Уже выходя, на пороге, я услышал как Николай Михайлович, дядя императора, сидевший ближе всех ко мне, грузноватый дядька в белой кавалергарсдкой форме, буквально повторил мои слова, которыми я стращал Сергея Александровича: «А потом назовут этот бал пляской на гробах! Не надо...». Наверное, продолжил какой-то спор, который до этого был. Дверь закрылась, не дав мне погреть уши.
Что мог, сделал. В принципе, не особо много у меня возможностей. Какой-нибудь Владимир Александрович рявкнет: «Бездельники!» — и давайте следующего, этот поломался. Ну их в болото, этих аристократов. Что я за них переживаю? Титул? Чихал я на него, по большому счету, ничего он мне не даст. Деньги и так заработаю. Уже заработал. Да и своим я у них никогда не стану — хоть еще трех наследников заделай. Я выругался про себя. С Сашкой-то еще придется разбираться