Посижу здесь, подожду, пока приказчики получат ответ, заодно осмотрюсь. Ибо место стратегическое, большие планы у меня на него. Опять же, помимо подарков Ивану, с собой я привез целый когг отличного железа из Басконии в полосах, вот и гляну, как и почем распродастся. В общем, быть по сему.
– Седмицу стоять буду, – с неохотой буркнул я. – Пусть место отведут подходящее для лагеря и прокормом озаботятся. И покажут, где павших схоронить можно. Луиджи, сигналь на когги, пусть подходят к берегу.
После того как Фен растолмачил мои слова, по лицам русов пробежало явное облегчение. Даже игумен посветлел обличьем. Старица махнул рукой, тут же откуда-то из руин выскочил невеликого роста человечек и стремглав ринулся к нам. Да так, что полы поддевки развевались за ним, словно вымпелы на ветру. Одновременно из леска выехали несколько конных с заводными лошадями и тоже направились к берегу.
Человечек успел раньше, оказавшись тщедушным мужичком с остреньким мышиным личиком и расчесанными на пробор и перехваченными ремешком жиденькими белесыми волосами.
Испуганно стрельнув на меня глазами, он отбил земной поклон приказчикам. Старица его отвел в сторону, коротко переговорил, после чего тот умчался обратно.
– Все будет исполнено, княже. – Гром с достоинством поклонился. – А тебя с ближниками приглашаем разломить хлеб и передохнуть с дороги.
– Нет. – Я качнул головой. – Не сейчас. Переводи, Фен…
Да, вот так. Мне и самому хочется посидеть да погулеванить с русами за столом, отведать местных яств и запить чем тут гостей поят. Все же свои, все же Родина, из песни слов не выкинешь. Но нет, не могу. Я королевский посланник, князь, величина для приказчиков неимоверно великая: не то что пьянствовать, разговаривать с ними должен сквозь зубы. К тому же о моем поведении будет подробно доложено в Москву, где потом будут считать, что посла можно банально взять на чарку и потеху. Посмотрим, спешить не буду. Осмотрюсь сначала.
Выслушав китайца, приказчики не стали настаивать. Игумен извинился, сослался на дела и ушел в монастырь пешком, а вместо него появился крепкий и лысый как яйцо монах с куцей бородкой, надо понимать, его заместитель по хозчасти. В католических монастырях эта должность называется «эконом», а как в православных – увы, не знаю. Хотя почему не знаю: келарь, вот как.
Для стоянки нам отвели место в стороне от поселения. Откуда ни возьмись набежала куча народу. Тот самый невзрачный мужичок и келарь развили бешеную деятельность. Из монастыря натащили кучу продуктов: здоровенные круглые хлебины, курей, гусей и баранов, мешки с крупами и мукой, даже бочки с чем-то хмельным, бабы установили три здоровенных котла и принялись тут же кашеварить. Мужики тесали топорами лесины и ставили лавки со столами, а над ними навесы. А еще поодаль, на берегу… черт побери, начали сооружать баню из готовых бревен.
Но местные уделяли внимание не только нам, на руинах поселка тоже закипела работа. Работали все, бабы и мужики, взрослые, дети и старики. Причем работали не только простые люди, но и монахи.
Я с любопытством следил за местным народом. Ну что могу сказать… Все живые и веселые, у мужиков волосья и бороды стриженые, особых великанов нет, все больше среднего и малого роста, но кряжистые. Одеты поголовно в домотканые рубахи до колен и свободные порты. Ни лаптей, ни сапог, все работают босыми. Бабы в сарафанах до пят, опрятные, ладные и приятные глазу. Тоже крепенькие и статные. Ну напрочь не видно заморенных невзгодами и голодом людей. И моих головорезов не шугаются, уже обносят по очереди ковшами с чем-то пенным. Улыбаются, пытаются заговорить.
А вон несколько старух вызвались помогать готовить наших павших к погребению. А ведь у местных своих покойников хватает. Да уж, славный народ. Не скажу, чтобы я стал себя чувствовать дома, но на душе потеплело.
– Добрые люди, – очень серьезно заметил падре Эухенио.
– И все поголовно еретики, святой отец, не так ли? – не удержался я от колкости.
– Не усложняйте, сын мой, – спокойно ответил монах и отошел в сторону.
Его сменили Рагнар и фон Штирлиц.
– Сир. – Шваб коротко поклонился. – Шатры установили, охрану я выделил. Рогатки вокруг ставить?
– Ставь. Все контакты с местными – только за пределами лагеря. И предупреди людей, не дай бог, кого обидят или бабу завалят – лично четверту́ю.
– Уже предупредил.
– Сир, – Рагнар слегка замялся, – там мои просятся местным помочь деревню ладить. Разрешите? Вроде люд добрый, вон как привечают.
– Да, сир. – Шваб кивнул. – Мои тоже.
– Не против. Но чтобы в лагере и на кораблях постоянно были часовые.
Едва они убрались, как подбежал Рихтер. Через слово кланяясь, медикус зачастил:
– Ваше сиятельство, ваше…
– Что случилось, Август?
– Там… там… – Из-за волнения лекарь так ничего и не смог выдавить из себя.
– Сир, разрешите, я его зарежу? – Тук свирепо покосился на Августа.
– Давай, – пряча ухмылку, великодушно разрешил я.
Рихтер – достойный ученик Самуила, очень неплохой лекарь, но впечатлительный без меры. Вот и приходится порой клин клином выбивать.
– За что, сир?! – Медикус шугнулся в сторону и сразу обрел дар речи. – Помилуйте! Там местные монахи к раненым лезут. Я их не понимаю, но, кажется, они их лечить хотят!
– Так в чем дело?
– Но… – Август вытаращил глаза. – Я не уверен, что они обладают нужными знаниями…
– Разрешаю под твоим присмотром. Фен, сходи помоги с переводом.
– Как прикажете, сир… – Лекарь огорченно скривился и умчался обратно.
Я не просто так отправил с ним Фена. Приказчики постоянно рядом ошиваются, но большей частью помалкивают, так как китаец сразу мне все переводит. А теперь, надеюсь, языки у них развяжутся.
И не зря надеялся. Русы сразу же начали вполголоса переговариваться.
– Вишь, какой, от трапезы отказался, – шепнул Гром Старице. – Чую, сверх седмицы ни за что не останется. Вот посуди, сегодня вечерком мы отпишем челобитную, в ночь отправят ее голубем дальше по монастырям; пока будут переправлять, то да се… раньше месяца ответа ждать не стоит. Надо нарочными идти, чтобы опередить его.
– Ничо, – ответил Старица, – где одна седмица, там другая и третья. На охоту сходить предложим, а где охота, там и чара добрая, да банька с девками. Надо будет мельникову дочку с выселок ему подложить. Не девка, а сосуд развратный… – Старица хмыкнул и молодцевато подкрутил усы. – Э-эх, хороша, прости мя, Господи…
– Ага, Дуняшка такая, кого хошь умает. – Гром расплылся в улыбке.
– Во-от… – протянул Старица. – А потом скажем, мол, приморозок должен ударить, ледостав начнется, да проводника искать будем не спеша. Не бойсь, Бориска, сладится дело, как надобно…
Я про себя только улыбался. Ну и хваты. Да не буду я в Москву рваться. Не в