В итоге Эндрю и Нора поступили так же, как поступают очень многие: за шесть месяцев до рождения ребенка переехали в пригород. Они поселились в разваливающемся столетнем особнячке и принялись его реставрировать. Несмотря на свое положение и возрастающий день ото дня физический дискомфорт, Нора активно участвовала в ремонте — она по сей день очень гордится этим домом и считает его перестройку своим величайшим достижением.
Вскоре на свет появился их первенец, а через два года родились двое близнецов. Тогда Нора решила уйти с работы и полностью посвятить себя воспитанию детей. Эндрю зарабатывал достаточно, чтобы содержать семью, и был искренне рад тому, что с детьми будет сидеть их мама, а не какая-нибудь нянька.
Вот только на этот раз Эндрю и Нора как-то не подумали о том, есть ли у Норы сравнительное преимущество в заботе о детях, достаточно ли у нее умения, терпения и желания. Они брали в расчет несколько иные факторы — такие как деньги (Эндрю получал больше, чем Нора, поэтому семье было выгоднее, чтобы он продолжал работать, а она сидела дома) и социальные нормы (оба выросли в семьях с традиционным укладом и привыкли считать, что мать лучше приспособлена для ухода за детьми, чем отец{6}.
Ситуация усугубилась тем, что вскоре большая часть домашних обязанностей Эндрю легла на плечи Норы — казалось, что это логично: она же целыми днями сидит дома. Правда, при этом ни Эндрю, ни Нора не учли, что с появлением детей объем домашней работы возрос в четыре раза. И что в итоге они получили новую систему разделения труда — основанную на спекуляции.
ПРОСТЫМИ СЛОВАМИ СпекуляцияНе самая лучшая затея. В финансовом плане «спекулянты» — это люди, которые хотят получить быструю прибыль («Резиновые браслетики Silly Bandz разлетаются как горячие пирожки? Давайте тоже их закупим, тысяч сто для начала!»). Проблема спекулянтов в том, что они не проводят муторные исследования рынка, не пытаются строить далеко идущие планы и вообще не опираются ни на какие факты. Они просто действуют «по ситуации», надеясь на успех. Такие вот оптимисты.
Вступление в брак — тоже своего рода спекуляция, причем очень крупная. У вас нет никаких оснований полагать, что ваше «вложение» окупится — чуть ли не половина таких «сделок» заканчивается полным провалом, — и все-таки вы надеетесь, убеждаете самих себя и доказываете всяким скептикам, что вы непременно попадете в удачливые 50 % и у вас все будет хорошо. Но тут есть одна загвоздка: единственный способ привести свой брак к успеху — это воспринимать его как долгосрочную инвестицию и продолжать верить в него, даже когда наступают тяжелые времена, доходы падают, а акционеры кипят от возмущения.
«Все мои подруги-домохозяйки жаловались, что, стоило им уйти с работы, как у них дома резко изменилась расстановка сил и начались бесконечные конфликты с мужем вокруг домашних дел, — говорит Нора. — То же самое и у нас. Эндрю зарабатывал нам на жизнь, платил по ипотеке. И хотя мы с ним никак это не обговаривали, как бы само собой разумелось, что отныне работой по дому должна заниматься я».
Теоретически Нора была не против такого расклада. Но между теорией и практикой возникли непреодолимые противоречия. Только-только Норе начинало казаться, что она неплохо справляется, как тут заболевал кто-нибудь из детей или в школе вдруг отменяли занятия, и ее четко распланированный день летел коту под хвост. А значит, как только Эндрю переступал порог, она набрасывалась на него с претензиями.
«Я превратилась в сварливую, вечно недовольную тетку», — признается Нора.
Нора говорит, что буквально разрывалась на части, стараясь объять необъятное, и при этом ее старания почти все время оставались незамеченными. Детей нужно было покормить до того, как Эндрю вернется с работы, — а значит, Нора должна была готовить ужин два раза за вечер: один раз для них, второй — для мужа. Чуть ли не каждый день Нора закладывала в стиральную машину гору одежды, которую потом приходилось часами гладить и раскладывать по шкафам. Закупала продукты она теперь не на двоих, а на пятерых. От необходимости держать под контролем все семейные планы у нее пухла голова. Неделю за неделей у нее копились «отложенные на потом» дела, которые ей раз за разом что-то мешало сделать. Она только и успевала, что соскребать грязь с детских кроссовок и пришивать оторванные пуговицы. Не семейная жизнь, а домашнее рабство!
Проблема: фиаско рынка
Система, которую Эндрю и Нора установили без какого-либо предварительного согласования, поначалу опиралась на следующее положение: гипотетическая «стоимость» ухода за детьми и прочего домашнего труда Норы равна зарплате, которую Эндрю приносит в семью. Он зарабатывает — она в обмен ведет хозяйство, и наоборот[12].
Но вскоре непосильный груз домашних дел начал ее задавливать — к тому же, скажем честно, в действительности объемы выполняемых ими работ были никак не сопоставимы. Их система товарного обмена (то есть их «рынок») оказалась на грани краха. Обращаясь к экономическим терминам, мы можем назвать эту ситуацию «фиаско рынка». Один из его признаков — постоянное недовольство Норы, ее превращение в «сварливую тетку».
Когда фиаско рынка происходит в реальности, экономисты порой говорят, что винить надо не рынок, а его отсутствие.
Стивен Ландсбург, преподаватель экономики из Университета Рочестера, приводит в пример фабрику, загрязняющую окружающую среду. В условиях свободного рынка, утверждает он, такая фабрика может безнаказанно выбрасывать в воздух ядовитые вещества, нанося вред окружающей среде и населению близлежащих районов. Но что дает ей эту возможность — сам свободный рынок или отсутствие на нем такого «товара», как воздух?{7} Если воздух не имеет определенной