У подножия горы дорога выровнялась и снова появилась обочина. Автобус, не унимаясь, опять помигал.
– Вон там удобно, – подсказала Зельда, кивнув на показавшийся впереди придорожный сельский магазинчик. – Пожалуйста, милый, уступи.
Скотт притормозил и заехал на грунтовый участок, подняв целое облако пыли, на них же и осевшей. Автобус просигналил и пронесся мимо. Скотт погрозил ему кулаком:
– За такое надо права отбирать!
К его удивлению, Зельда хрипло расхохоталась, неестественно и наигранно – это был типичный симптом.
– Что смешного? – повернулся к ней Скотт.
– Помнишь Вестпорт? Там ты все время так говорил. Будь твоя воля, всех бы без прав оставил. И чем все кончилось?
Он вспомнил, как шутки ради они с Рингом[7] въехали на машине в пруд. Бедняга Ринг давно уже умер… Все, что происходило тогда, теперь казалось Скотту случившимся в другой жизни, да и сам он был другим человеком – беззаботным, очарованным жизнью.
– Спасибо, что напомнила, – с досадой произнес Скотт.
– Прости, Додо. Ты стал таким чувствительным…
– Даже слишком.
– Ну-у-у, не сердись.
Он и не сердился. А если сердился, то уж точно не на Зельду. Стыдно было сознавать, что гнев легко затуманивает его голову, и в сотый раз он пообещал себе, что будет держать чувства под контролем. Однако стоило Скотту об этом подумать, как они проехали бревенчатый домик, за открытой дверью которого узнавался манящий неоновый полумрак бара, и ему очень захотелось туда заглянуть.
Хорошая погода привлекла в Чимни-Рок толпы людей. По краю стоянки выстроились в ряд четыре автобуса, так что нельзя было определить, который из них норовил обогнать супругов по пути сюда. На другом конце стоянки Скотт нашел хорошее местечко в тени у деревянной ограды и припарковался. Зельда подождала, пока он обойдет машину, отопрет дверь и поможет ей выйти. На фоне других туристов, одетых в простые джинсы и комбинезоны, они выделялись строгостью нарядов, больше уместных в театре или филармонии.
Вместе со всеми Скотт и Зельда прошли сквозь вишневую аллею и, прикрыв ладонями глаза от солнца, остановились ненадолго, чтобы рассмотреть возвышавшуюся над пейзажем скалу, чем-то напоминавшую шаткую башню из детских кубиков. На много миль вокруг больше не было ничего, и только лестница стежками поднималась вверх до самой вершины, где на фоне перистых облаков темнел узкий мостик, перекинутый на смотровую площадку. Вереницы крошечных человечков, взбиравшихся по лестнице, напомнили Скотту муравьев, и он невольно похолодел от одной только мысли, что ему придется смешаться с толпой.
– Может, перекусим? – предложил он жене, но она уже направилась к лестнице.
– Неужели испугался? – Зельда с усмешкой посмотрела на Скотта и прежде, чем он успел возразить, стала протискиваться между людьми.
Первый лестничный марш она взяла одним махом – только сеточка на голове подпрыгивала в такт шагам.
Так что Скотту пришлось последовать за ней… Он старался не терять жену из виду, но доктор Кэрролл недаром муштровал своих подопечных. В отличие от Зельды, сам Скотт был не в лучшей форме – слишком много времени проводил за письменным столом, слишком много курил и пил. Он потерял жену уже на втором пролете, прекрасно зная, что она-то его ждать не будет, – такая игра. Чем выше он поднимался, уже порядком взмокнув, тем больше росла уверенность: это она, его прежняя озорная Зельда. Пот лил ручьем, Скотт снял пиджак и ослабил галстук. Однажды, когда они делали рождественские покупки, он в суматохе универмага потерял Скотти. И сейчас его охватило то же чувство беспомощности и страха. Он все шел и шел, держась за перила, едва переводя дух на площадках и перегибаясь через ограждения, чтобы посмотреть наверх – возможно, Зельда уже стоит на мостике и смеется над ним. В нем поднимался глухой, но отчетливый страх, что, когда он доберется до вершины, Зельды там не окажется и только толпа соберется у того места, где она перелезла через ограду и лебедем бросилась вниз.
Однако стоило перейти мостик, как Скотт тут же ее увидел. Красный сарафан развевался словно парус, Зельда стояла у края скалы и, опираясь на заграждение, вместе со всеми осматривала долину.
Как только Скотт встал рядом, она взяла его под руку, и он наконец смог отдышаться и вытереть капельки пота, собравшиеся у бровей.
– Стареешь, Додо.
– Ты всегда могла дать мне фору.
– Тебе и правда стоит подумать о здоровье. Наверное, в этом и моя вина – жена должна заботиться о муже. Боюсь, с этим я не справляюсь.
– Я и сам могу о себе позаботиться.
– Вижу, вижу.
– Мы оба должны заботиться друг о друге.
– Не нужна мне забота, – сказала Зельда, продолжая смотреть перед собой. – Я только хочу домой.
– Знаю, – произнес Скотт.
– Я же хорошо себя вела?
– Конечно.
– Я изо всех сил стараюсь, а потом все опять идет наперекосяк, и я ничего не могу поделать.
– Знаю, милая, знаю, – повторил Скотт.
– Правда?
– Конечно. Я же король страны Наперекосяк.
– А я твоя королева.
– Да, милая, – согласился Скотт.
Пусть трон пустует много лет, пусть замок и все королевство лежат в руинах, Зельда и правда оставалась его королевой. Ну и что, что все пошло прахом, он и сейчас твердо знал: они созданы друг для друга.
На обратном пути к мостику супруги прошли мимо стайки школьников, которые, стоя на коленях, натирали углем прижатые к скале листы бумаги. Это место было усыпано окаменелостями: трилобитами и скелетами рыб, что свидетельствовало о том, что некогда сюда доходила вода.
– Они прелестны! – проворковала Зельда.
Скотт ничего не ответил, он не любил сентиментальности. Пока жена, словно учительница, ходила между детьми и хвалила каждого, он думал о том, как зачерствел за эти годы. Разве мир, особенно навсегда исчезнувший, не великое чудо? Как писатель, в глубине души он, возможно, и верил в это, но только не здесь, не в реальной жизни. Прошлое осталось в прошлом.
Спуск, казалось, занял больше времени, чем подъем, а после еще долго пришлось ждать заказ в единственном на всю округу кафе. Блюдом дня был гуляш с лапшой, и Скотт пошутил, что еда здесь не лучше больничной. Зельда ничего не ответила и рассеянно продолжила жевать, пропустив его слова мимо ушей. Тогда Скотт наклонился к ней и попытался привлечь внимание, но даже это не сразу развеяло ее наваждение.
– Прости, милый, – вздохнула Зельда. – Я устала.
Скотт давно привык подмечать такие знаки, он прекрасно понимал жену. К тому же он и сам устал.
Они вернулись к машине, когда солнце уже начало садиться. Шоколадный грильяж растаял и превратился в клейкую массу, растекшуюся по коробке.
– Подожди, пока снова застынет.