Пятнадцать минут сопоставлений, вычислений, построений, чесаний в затылке, скорбных мычаний, перекомпоновки и новых расчетов завершились трехминутным речитативом в сопровождении пары замысловатых, но повторяющихся пассов. Сиренево-желтая вспышка, не нужная, но эффектная, была добавлена в самом конце в качестве бонуса за восторженно разинутый рот и безграничное восхищение во взгляде клиентки.
Когда призраки вспышки рассеялись и пыль с потолка осела, Анчар устало ткнул пальцем в затасканную сатиновую полоску:
— Возьми эту ленту. Привяжешь на гарпун — лучше, конечно, как-нибудь незаметно — и жди, что получится. Если что… Ну, ты знаешь, где меня найти. А теперь, пожалуйста, уй…
— Незаметно? На гарпун?.. А?..
Еще полминуты назад он не думал, что человеческий рот может открываться еще шире.
Если бы он посоветовал ей сшить из этой ленточки платье, вряд ли бы она опешила больше, подумал волшебник и ощутил, как после использования магии головная боль с новой силой принялась метаться по непросохшим мозгам, хлюпая убойным узамбарским коктейлем.
— А?.. А?… — повторила торговка — не то в полной растерянности, не то набирая в грудь побольше воздуха перед тем, как осыпать Анчара градом вопросов.
«Только не это!..» — сморщился он и торопливо, пока развитие событий не пошло по наихудшему сценарию, выпалил:
— Ну или хоть на что-нибудь, что всегда при нем! На одежду! На обувь! На шапку!
— Но…
«Она сейчас будет говорить, что и это невозможно!» — возопило загнанное предчувствие чародея, подпинываемое раскалывающейся головой, и тут его осенило:
— Послушай. Ближе всего к твоему мужу — ты. Привяжи эту ленточку на себя!
— А-а… — облегченно выдохнула и расплылась в умильной улыбке матрона. — Так я и сделаю, белый шаман! И да осенит тебя своим мохнатым крылом Большой Полуденный Жираф!
— И тебя туда же… — только и смог выдавить маг, когда ткань с корзины, наконец, была откинута, и на стол, на исписанные черновиками заклинания листы лег присыпанный солью кусок огромного тунца и десяток отборных креветок.
Анчар поискал взглядом, куда убрать нежданно свалившиеся на него продуктовый набор, понял, что кроме постельного белья у него нет еще и посуды, и оставил подарок на столе.
«Белый шаман…»
Если бы атлан был черепахой, то сейчас его голова от стыда втянулась бы в панцирь так далеко, что выглядывала бы с противоположной стороны.
«Белый шарлатан! Позор… Видел бы меня кто-нибудь из училища… Профанация… Падение полное и окончательное… Унижение… Низведение высокой науки до уровня базарных шептунов и деревенских морокунов… Осталось только сделать себе зомби, чтобы готовил еду, давил клопов и выгонял всех, кто еще раз скажет слово «гарпун» или «селедка»… Докатился… Хорошо, что об этом никто и никогда не узнает. «Белый шаман»… Вместо того, чтобы спокойно сесть и обдумать свое положение, решить, что делать…»
Впрочем, как всегда и не только в этом мире, пока спрашивающий не определится риторический у него вопрос или экзистенциальный, ответа на него не получит. Особенно если трещит голова, рвется на волю желудок…
И робко и неуверенно открывается дверь.
— Да пребудет милость Большого Полуденного Жирафа на белом шамане!
— Что?!..
Четыре часа и второй десяток посетителей спустя Анчар начал подозревать, что дело тут нечисто.
Почти недрогнувшей рукой он сдвинул выросшую на столе кучу продуктов и вещей[12], расположил с краю оплату последнего клиента — ритуальный набор вождя: маску, плетеный щит и копье — вышел на улицу и уставился на стену своего дома.
Вернее, на то, что там висело.
Прикрученная травяным жгутом к дверному косяку красовалась доска размером с сиденье табуретки, а на ней, криво выведенные углем — три креста вразброс, но кучно, человечек с огромным бубликом в руках, два окорока, больше смахивающих на лопаты, и то ли леопардовая бабочка с ожирением, то ли пожеванная слоном раскрытая книга.
Для Анчара, прожившего почти всю жизнь в Узамбаре, пиктограмма тайны не составила ни на мгновенье. «Снежный — то есть, белый — шаман, оплата двойная, потому что знает все буквы».
— Мокеле!!! Благодетель!!!.. — прорычал волшебник, яростно сорвал вывеску, огляделся, куда бы ее зашвырнуть[13]…
И тут взгляд его упал на единственного человека, оставшегося перед его крыльцом — парнишку лет четырнадцати с закрытым крышкой ведром.
Его белые полотняные штаны были закатаны до колен и задубели от соли, рубаха расстегнута — потому что последняя пуговица покинула ее одновременно с наложением первой заплаты, а босые, исцарапанные, покрытые пылью ноги, точно смущенные своим непрезентабельным видом, беспорядочно переступали, пытаясь спрятаться одна за другую. Как при этом их владелец до сих пор не упал — Анчар так и не понял.
— Бвана белый шаман? — испуганно сжался визитер, вскидывая руки, и атлану стало стыдно.
— Кхм… Прием окончен, — хмуро буркнул он, пряча доску за спину.
— А завтра?
— И завтра.
— А послезавтра?
— Мальчик. Белый шаман не принимает. Вообще. Иди со своей… чего у тебя там… домой.
— Там камидии, — торопливо ответил еще один человек, не умеющий отличить риторический вопрос от экзистенциального. — Две штуки.
Анчар нахмурился, не глядя швырнул доску в кусты на углу и отряхнул руки.
— Тем более ступай отсюда, пока не наткнулся на стражу. За воровство…
Парнишка сначала замигал озадаченно, но когда понял, к чему белый шаман ведет разговор, с облегчением улыбнулся:
— Я их не украл! Я их добыл! Они даже в воде еще! Живые! Но… я не знаю, есть ли внутри жемчужина.
Чародей недоуменно повел плечами:
— Не ты один. И пока не откроешь — не узнаешь.
Камидии — мидии, размером и формой напоминавшие яблоко, жили, в основном, на глубоководье, а там, где ныряльщики могли их достать, были редки[14]. Поверхность камидий была нежно-бирюзового или светло-голубого цвета, а на ее фоне красовался неповторимый многоцветный рельефный рисунок-узор. При некоторой доле воображения — а на тех, что ценились особо дорого, и без нее — в узоре можно было разглядеть удивительные пейзажи морского дна и его причудливых обитателей. Но, словно посчитав, что этого недостаточно, щедрая до расточительности природа поселила внутри камидий чудо-жемчужины. Помещенная в соленую воду жемчужина начинала петь, и пение это — хотя вернее было бы назвать его музыкой — не только услаждало слух, но и прогоняло волнение, успокаивало боль и избавляло от бессонницы. Надо ли говорить о том, что было проще выиграть в лотерею, чем найти ее, что поющие жемчужины стоили гораздо больше самих камидий…
И о том, что достать их, не разбив камидию на мелкие кусочки, было невозможно ни при ее жизни, ни после ее смерти.
— Ты их поймал? — удивленно приподнялись брови Анчара.
— Ага. Сегодня утром. Большой Полуденный Жираф послал их мне в ответ на мои молитвы!
— Так продай их — и получи кучу денег.
Парень замялся.
— Скупщики в Рыбном квартале много не дадут… я знаю… я спрашивал… Вернее, дадут… но этого мало.
Волшебник хмыкнул неопределенно, раздумывая о