Глен Поршес еще в раннем детстве оставил в душе Доринды неизгладимый след. Когда-то — очень-очень давно — она тоже попала под его знаменитое очарование. А потом проснулась как-то ночью и услышала их разговор с тетушкой Мэри; тогда очарование рассеялось и сменилось горечью. Ей было всего лет шесть, однако она помнила до сих пор, как лежала в темноте, а из соседней комнаты доносились голоса. Вероятно, дверь была приоткрыта, потому что слышала она прекрасно. И сцена навсегда врезалась в память — возможно, потому, что Доринда в первый раз в жизни слышала, как плачет взрослый. Тетушка Мэри рыдала, а дядя Глен смеялся, словно она его забавляет. А потом он пропал года на два. Тетушка Мэри больше не плакала, зато стала строгой и сердитой.
Доринда стряхнула воспоминания. Все в прошлом! Тетушки Мэри нет в живых. А жив ли Подлый дядюшка — вопрос. И на этот вопрос ответа у Доринды не было. Последний раз дядя проявился около семи лет назад — внезапно и ненадолго, а затем исчез, а тетушка Мэри стала еще экономнее. Доринда была уверена, что он уже умер, раз больше не приходит, тем более у тети больше ничего не осталось. У тети Мэри в последние годы была лишь ежегодная выплата, которую дядя при всей изворотливости не смог бы прикарманить.
Доринда все смотрела на фотографию. У тети в альбоме была точно такая же… Красивый брюнет с темно-карими смеющимися глазами. Слегка вьющиеся волосы — точнее, слегка завитые. Белозубая улыбка, которую все, кто его встречал, единодушно находили обворожительной. Интересно, когда же снимок был сделан? Явно не раньше, чем пятнадцать лет назад — после этого дядя возвращался к тете лишь за очередной порцией денег и уж вряд ли стал бы дарить ей снимки на память. Значит, фото со времен их жизни в Норвуде. До Большого скандала.
Большой скандал и фотоателье «Чарльз Роубеккер и сын» случились гораздо раньше, чем приезд Доринды в Милл-хаус. Она вдруг ужаснулась: а вдруг Мартин Окли и дядюшка — одно лицо? Мысль была слишком пугающая, чтобы надолго на ней задерживаться. Доринда вспомнила, что няня никак не назвала человека на фото. Она не сказала: «Откуда у тебя снимок папы и почему он так измялся?» Тошнота отступила, Доринде почти удалось себя убедить, что худшие опасения вряд ли оправдаются. В альбомах часто лежат ненужные фото. Тетя Мэри, например, иногда не помнила имен людей со старых фотографий. А у миссис Окли дядя Глен даже не попал в альбом. Его фото — ненужный хлам…
Доринда спрятала снимок в широкий накладной карман и спустилась. Казалось бы — чего проще: зайти в будуар, выложить фото перед миссис Окли и сказать: «Завалялось среди игрушек Марти. Няня просила отнести вам». Но нет. Доринда даже не решалась открыть дверь и зайти. Ужасная глупость! Если бы горничная Дорис не проходила мимо, Доринда и вовсе осталась бы в коридоре и, возможно, со временем вросла бы в пол. Однако ей пришлось зайти.
Комната была пустой. Из прилегающей к будуару спальни доносились голоса — миссис Окли одевалась к ужину.
Доринда с облегчением выложила фото на вычурный письменный столик и побежала наверх переодеваться в снискавшее осуждение голубое вечернее платье.
Когда она вновь спустилась, миссис Окли сидела не на диване, как раньше, а в самом удобном кресле. Наряд ее был так же розовым, однако немного другого оттенка. Фотография со столика исчезла, и миссис Окли о ней не заговаривала, что Доринду вполне устраивало. Должно быть, многие знакомые Глена Поршеса имеют причины не желать о нем говорить.
Подали роскошный ужин. Что ж, много вкусных трапез — приятная перемена после аскетичного рациона в клубе «Вереск».
Они едва успели покончить с едой, как зазвонил телефон. Доринда вспомнила, что ее основная обязанность — ограждать миссис Окли от звонков, и побежала брать трубку. Аппарат стоял на том самом столике, где она оставила фотокарточку. Доринда подняла трубку.
— Секретарь миссис Окли слушает.
Ответил мужской голос:
— Передайте миссис Окли, что с ней желает поговорить Грегори Порлок.
Доринда прикрыла трубку рукой и передала сообщение миссис Окли.
— Нет, нет и нет! — ответила миссис Окли. — Я говорю только с Мартином или кем-то, кто мне очень хорошо знаком! Пусть скажет все, что нужно, вам, а вы расскажете мне.
Доринда снова приложила трубку к уху.
— Прошу прощения, мистер Порлок. Миссис Окли не разговаривает по телефону. Я просто не знала — я работаю недавно. Можете передать через меня.
Мистер Порлок подавил смешок. Уже хорошо — не рассердился.
— Передайте, что я сегодня видел ее мужа, — сказал он. — Я собираю гостей в эти выходные, и муж миссис Окли обещал, что они заедут ко мне в субботу вечером. Поскольку с миссис Окли я не знаком и получил согласие лишь от ее супруга, я решил позвонить ей лично.
Доринда пересказала, на что миссис Окли уныло ответила, что если Мартин пообещал, то, наверное, придется идти. Говорила она тихо, и Доринда порадовалась, что в Грэндж-хаус ее не расслышали. Доринда вежливо поблагодарила за приглашение от лица хозяйки, на что мистер Порлок ответил:
— Чудесно!
В его тоне промелькнуло нечто до боли знакомое. Воспоминание вспыхнуло, а потом ускользнуло.
— Мне бы все-таки переговорить с миссис Окли и узнать, не окажет ли она мне любезность, взяв с собой вас… мисс Браун, верно? Да, кажется, Мартин Окли сказал именно так. Мисс Доринда Браун. Пожалуйста, передайте мою настойчивую просьбу — в нашей компании не хватает дамы, и кроме того, я бы очень хотел с вами познакомиться.
Доринда, нахмурившись, окинула телефонный аппарат подозрительным взглядом. Манера мистера Порлока казалась ей знакомой. Она вкратце изложила приглашение миссис Окли:
— Говорит, не хватает одной женщины в субботу, предлагает взять меня. С мистером Окли он уже договорился.
Миссис Олки промычала нечто невнятное. Доринда выразила согласие в трубку.
— Чудесно! — повторил мистер Порлок и отключился.
Доринда вернулась на свое место под пристальным взглядом миссис Окли.
— А у вас есть вечернее платье, мисс Браун? Достаточно приличное…
Что-то было явно не так со злосчастным голубым платьем, раз миссис Окли ни на минуту не допустила мысли, что оно подойдет.
— О, нет… Этого я и боялась. Мартин звонил, пока я одевалась, велел проследить, чтобы вы были прилично