Неприятность следовало заесть, и Юра начал искать пищеточку. Непредубеждённому наблюдателю может показаться, что из Москвы в Петербург и обратно ездят исключительно восточные люди – так густо обсели дорогу шашлычные и чебуречные. На самом деле тайна проста: на свежем воздухе шашлык не только приятно есть, но и легко делать. Ржавый мангал, смонстряченный знакомым сварщиком, ольховые дрова (покупной уголь – это для городских извращенцев), вымоченное в уксусе мясо, которое теперь всюду купить можно, репчатый лук и балтиморовский кетчуп на гарнир – вот и вся премудрость покупного шашлыка. Себестоимости – никакой, а стоимость – огогонюшки какая! Всё вместе это означает – лёгкие деньги, а при лёгких деньгах всегда кормятся рэкетиры, что существенно повышает себестоимость шашлыка, а цену задирает выше всякого понимания. Так диалектика диктует экономические законы дикого капитализма.
О таких вещах хорошо рассуждать с приятелями за накрытым столом, что, мол, чудовищная цена дрянного придорожного шашлыка диктуется общественно-политическими, а не экономическими факторами. А когда едешь мимо придорожных забегаловок и во рту уже вторые сутки маковой росинки не было, а забегаловки дразнят обоняние мясным дымком… в душе просыпается классовая ненависть и к хапуге хозяйчику, и к люмпену рэкетиру. Трудно быть средним классом в стране, любящей крайности.
Наконец, в одном из встречных посёлков нашлась пристойная рабочая забегаловка. То есть пристойными были только цены, а холодные биточки сохранялись с доперестроечных, а то и допетровских времён, но Юра не был привередлив и отобедал разом за двое суток вынужденного поста. Народу в столовой было немного – то ли из-за утренней горячей поры, то ли просто непритязательное заведение не привлекало проезжающих. И всё-таки к Юре подсел словоохотливый старичок, из тех, что продолжают работать, выйдя на пенсию, и обедают по столовым, хотя могли бы кушать и дома. Но где ещё старичку поговорить с проезжим человеком, излить душу и поделиться житейскими премудростями?
– Асфальтировать приехал? – старичок кивнул на Юрин каток и, не дожидаясь ответа, заявил: – Напрасный труд будет, только время зря потеряете.
Юра не отвечал, сосредоточенно гоняя по тарелке последнюю макаронину. Макаронина, не желая быть съеденной, извивалась как живая и упорно ускользала от вилки. Вилка была пластмассовая, одноразовая, хотя Юра серьёзно подозревал, что вечером их выволокут из бака, скоренько ополоснут и на следующий день вновь пустят в оборот. Старых гнутых-перегнутых алюминиевых вилок теперь не сыщешь даже в рабочих столовых – цветной металл дорог.
– Тебе, конечно, всё равно, – продолжал старик, – откукарекал, а там хоть не рассветай, а у нас этот асфальт из бюджета поселкового оплачивают. А теперь сам посуди: улицы раздолбаны, яма на ямине, не ремонтировались с одна тысяча какого-то года, но им же чинить неохота, им отчитаться нужно, что новый участок заасфальтировали. А зачем тут асфальт, ты мне скажи?
Площадка перед столовой когда-то была засыпана щебнем и, видимо, подготовлена для асфальтирования, но произошло это в давние годы, с тех пор к деревенскому долгострою никто не возвращался, улежавшийся щебень густо покрывал мусор, а по краям уже и невытаптываемая мурава повылезала, обещая в скором времени обратить площадь в газон.
– Может, стоянку делают? – высказал предположение Юра, хотя он лучше всех знал, что его агрегат здесь проездом, никто его не подряжал, и никакого асфальта перед столовой не ожидается в ближайшие исторические эпохи.
– Какая тебе стоянка? – возмутился старикан. – Тут прежде эмтээсовская столовая была, механизаторов кормили, а чтобы проезжающие все обеды не слопали, директор МТС с ГАИ договорился, чтобы они знак повесили: «Стоянка запрещена». Так он и висит. Сейчас и сами не рады, а снять – нельзя. Вот и живём при большой дороге, а без выручки. Новый директор ходила в милицию, а с неё столько запросили, чтобы знак снять, что дешевле удавиться.
– Какой знак? – внезапно похолодев, спросил Юра.
– Да запрещающий останавливаться. Вон торчит.
Юра залпом допил компот и, не попрощавшись, выскочил из столовой. Самые его худшие предчувствия оправдались в ту же минуту. Возле катка терпеливо курил милиционер.
– Младший лейтенант Синюхов! – козырнул он. – Что ж вы, товарищ водитель, под самым знаком машину поставили…
Сотни было смертельно жалко, и Юра пошёл нахрапом.
– Ко мне этот знак не относится, – заявил он и, предупреждая ответную реплику, быстро добавил: – У меня спецтранспорт. Асфальтировать площадку будем. Сейчас асфальт привезут, и начнём.
– Зачем тут асфальтировать? – изумился младший лейтенант.
– Вот уж не знаю. Моё дело собачье: прокукарекал, а там хоть не рассветай. Прикажут грядки асфальтировать, придётся бабам морковку на асфальте садить. Может, они тут стоянку хотят делать, платную…
– Не было никакой информации о новых стоянках, – произнёс Синюхов. – Что-то вы мудрите, товарищ водитель. Но ничего, я это проверю.
– Проверяйте, – разрешил Юра и, окончательно зарвавшись, добавил с хамской улыбочкой: – А вас, товарищ Синюхов, я поздравляю с понижением.
– Каким ещё понижением?! – взвился милиционер. – Не было никакого понижения!
– Как же не было? Сержантом вы каким были? Старшим. А лейтенантом стали младшим. Это вам каждый скажет, что попасть из старших в младшие означает понижение в должности. Как говорится, лучше быть первым в сержантах, чем последним в лейтенантах.
– Шутите? – догадался Синюхов. – Я тоже шутить умею. Так что до скорого, гражданин Неумалихин! Боюсь, что мы ещё встретимся… с вашим-то отношением к правилам дорожного движения.
«Хрена мы с тобой встретимся! – бормотал Юра, выжимая из катка все доступные ему километры. – Завтра я в Новгородской области буду, там другая власть, другие менты. Не достанешь, ручонки коротки!»
Настроение улучшалось с каждой минутой, спасённая сотня благодарно нежилась в нагрудном кармане.
И Юра запел, громко и бесшабашно, ничуть не беспокоясь, что могут подумать о нём встречные:
Когда б имел златые горыИ реки, полные вина,Всё отдал бы за ласки, взоры,И ты б владела мной одна!Не всё спетое было понятно трезвому Юриному разуму, но главное в народной песне не понимать, а петь:
Оставь, оставь, ты злой изменщик,Тобой Мария предана!Ты пропил горы золотыеИ реки, полные вина!Глава 3
Попутчик
Богородица, дево, радуйся!
Архангел Гавриил
Человек стоял у дороги. Стоял с протянутой рукой, чем-то напоминая нищего, тем более, что держал её ладонью вверх, словно просил чего, а не перегораживал путь