Войдя в класс на экономику, я сказала учителю, что задержалась на психотерапии, и отдала одно из поддельных направлений, которые мы с Джеймсом и Миллером заготовили несколько недель назад. Когда Программа начала мониторить нашу школу, я с удивлением узнала, что мой бойфренд не только талантливый лжец, но и мастер подделок – незаменимое в последнее время искусство.

Мистер Рокко мельком взглянул на направление и показал мне садиться назад. Я опаздываю уже пятый раз за месяц, но, к счастью, мне не задают вопросов. Я научилась делать хорошую мину, да и в глазах учителей мое стремление говорить с психотерапевтом означает стремление остаться здоровой.

– Привет, красотка, – шепнул Миллер с соседней парты, когда я присела. – Терапевтическая сессия с Джеймсом прошла результативно?

Миллер не смотрел на меня – его взгляд был направлен куда-то под парту. Учитель писал маркером на белой доске.

Мы с Миллером дружим с начала прошлого года и посещаем практически одни и те же занятия. Он высокий и крепкий. Будь у нас в школе футбольная команда, быть бы Миллеру звездой.

– Ага, – отозвалась я. – На этот раз мы совершили настоящий прорыв.

– Надо думать.

Он улыбнулся, но не поднял глаза, рисуя каракули в тетради, лежавшей на коленях. С бьющимся сердцем я тихо сообщила:

– Лейси вернулась.

Миллер с силой вдавливал грифель в тетрадь, прорывая бумагу.

– Откуда известно?

Я решила не замечать его внезапной бледности.

– Кендра Филлипс успела сказать, прежде чем за ней пришли и… – я понизила голос, – … увели.

Несмотря на свою невозмутимость, Миллер бросил на меня взгляд – об этом он явно слышал впервые. Карие глаза сузились – решает, верить ли новости о возвращении Лейси, что ли? Но через секунду он кивнул и вернулся к своему рисованию. Миллер лишний раз слова не скажет.

От его молчания меня чуть не прорвало. Расставив пальцы, я прижала ладони к прохладной парте, силясь справиться с эмоциями. На пальце у меня пластмассовое кольцо с сердечком – подарок Джеймса после первого поцелуя. Это случилось за несколько месяцев до гибели брата. Лейси и Миллер часто шутили, что это мне вместо бриллиантов и ничего большего я не дождусь. На это Джеймс со смехом отвечал – он знает, чего я на самом деле хочу, и это не блестящие камушки.

То было в другой жизни, когда нам казалось, что мы продержимся. Я закрыла глаза, сдерживая слезы.

– Я, пожалуй… – Миллер замолчал, не решаясь продолжать. Когда я посмотрела на него, он прикусил губу. – Я, пожалуй, съезжу к ней в Самптер.

– Миллер, – начала я, но он отмахнулся.

– Я должен проверить, вспомнит она меня или нет. Я не смогу ни о чем думать, пока не узнаю наверняка.

Я долго смотрела на него. В глазах Миллера читалась боль. Мне его не отговорить – он слишком любит Лейси.

– Будь осторожен, – едва слышно сказала я.

– Буду.

От страха было трудно дышать. Я боялась, что Миллера поймают в альтернативной школе и прямо оттуда заберут в Программу. Несколько недель с вылеченными можно общаться только в Центре здоровья, всякому смельчаку светит изоляция или даже арест, а кому охота превратиться в покорного болванчика?

Миллер молчал до конца урока, но со звонком кивнул. Искать свидания с Лейси опасно, но если она осталась прежней, ей захочется, чтобы Миллер рискнул.

– Увидимся в столовой. – Он тронул меня за плечо и пошел к двери.

– Пока.

Вынув телефон, я написала Джеймсу: «Миллер задумал большую глупость» – и ждала, сидя за партой. Ученики по одному медленно выходили в коридор. Когда на экране высветилось ответное сообщение, у меня перехватило дыхание.

«Я тоже».

«Не надо», – в панике написала я. Мне страшно, что моего бойфренда и лучшего приятеля увезут в лечебницу, и я останусь одна, как в пустыне, в этом вывернутом мире.

Но в ответ я получила только: «Я люблю тебя, Слоун».

В обед мы с Джеймсом наблюдали за Миллером в очереди. Его движения были вялы, апатичны. Узнав о Лейси, он стал сам не свой, и я прокляла себя за то. Лучше бы новость сообщил Джеймс.

Они с Миллером решили, что после уроков мы поедем в Самптер-Хай и дождемся, когда выйдет Лейси, иначе разговор ограничится буквально парой слов: в Центре здоровья Лейси будут охранять еще недели три. Миллер надеялся, что при надлежащем отвлекающем маневре на школьной парковке ему удастся поговорить с Лейси достаточно долго, чтобы она его вспомнила. Он надеялся ее вернуть.

Джеймс положил подбородок на сложенные ладони. Он вел себя вполне непринужденно, но не сводил глаз с Миллера.

– В Самптере мы будем отвлекать внимание, – сказал он.

– А если не получится?

Уголки рта Джеймса поползли вверх. Он перевел взгляд с Миллера в очереди на меня.

– Разве я не умею заставить забыть обо всем?

– Джеймс, мне тоже не хватает Лейси, но я не хочу, чтобы что-нибудь…

Он сжал мою руку.

– Да, риск есть, но вдруг она каким-то чудом осталась собой? Миллер должен попытаться, Слоун. Я бы для тебя это сделал.

– А я для тебя, – машинально ответила я. Джеймс помрачнел.

– Не говори так, – резко сказал он. – Даже не думай о таком. – Он отпустил мою руку. – Я покончу с собой, меня даже не довезут до Программы.

Глаза у меня защипало от слез – я знала, что это не пустая угроза. Джеймс не старался меня утешить – бессмысленно. Он не может обещать, что не убьет себя. Никто не может этого обещать.

Полтора месяца назад, когда забрали Лейси, я с большим трудом не ушла в депрессию, которая нас будто поджидает. Депрессия заранее уверена, что у меня ничего не получится и проще опустить руки. Джеймс убеждал меня и Миллера, что Лейси ушла навсегда, будто умерла, и велел нам скорбеть, но втайне. Однако она вернулась, и я не знаю, что чувствовать.

Джеймс молчал, пока Миллер не опустился на свободный стул – еда на подносе подпрыгнула. В столовой было шумно, но тише, чем обычно. Новость о «переводе»