Пеппера даже передернуло от неожиданности. В это позднее время в блоке смертников спали даже самые буйные заключенные. Барри знал, что Грэм Сайлент мало спит. Ему хватало всего несколько раз в сутки прилечь на койку и продремать не больше двадцати минут. Все остальное время он упражнялся, читал книги или просто стоял в углу, спрятав лицо в тени. Но когда это самое лицо показывалось на свет, Барри Пеппер видел блаженную улыбку. Надзиратель мог дать руку на отсечение, что в эти моменты Сайлент вспоминал свои убийства. Вспоминал предсмертные крики жертв. Блуждал в чертогах своей памяти, выискивая самые яркие кадры того зла, что он привнес в мир.

– Не спится, начальник?

Грэм сделал несколько отжиманий от пола, на выдохе подскочив на ноги. Тусклый свет лампочки на потолке освещал худощавое, но в то же время натренированное тело. Верхнюю часть тюремной робы Грэм завязал на поясе, оголив торс. Барри невольно потрогал свой выпирающий живот. В сравнении с Пеппером, этот маньяк выглядел как Аполлон.

– Хм, – нервно усмехнулся Барри. – Ты не похож на человека, который знает, что завтра его казнят.

Действительно, этим Грэм Сайлент пугал его больше всего. За все то время, проведенное в стенах блока, Грэм ни разу не дал слабину. Со стороны казалось, что ни заключение в тюрьме, ни вынесенный смертный приговор, ничего из вышеперечисленного совершенно никак не повлияло на его жизнь. Он по-прежнему радовался каждому новому дню. Улыбался всем встречным надзирателям, шутил над убийцами в соседних камерах. Пеппер был уверен: все постояльцы блока смертников боялись Грэма Сайлента. Его безумие распространялось по воздуху.

Даже Даг Перси старался обходить камеру Сайлента стороной. После очередной шуточки Дага в адрес серийного убийцы, Грэм воспользовался ошибкой Перси. Молодой надзиратель стоял слишком близко к камере. Сайлент выхватил дубинку из рук Перси, обвел ее тому за затылок и со всей силы зажал лицо мужчины между стальными прутьями. Пока Перси кричал во все горло, зовя на помощь коллег, Грэм прокусил свою нижнюю губу и поцеловал горе надзирателя в засос, смачно проведя языком по всему лицу Дага. Выпустив Перси из захвата, Грэм бросил резиновую дубинку к его ногам и сказал, что болен СПИДом.

Даг мгновенно проблевался. Он так яростно оттирал кровь Сайлента со своего испуганного лица, что подбежавший к нему Барри подумал, он сотрет кожу до костей.

– Что случилось? – прокричал Пеппер.

– Что случилось? – завопил Даг. – Этот ублюдок засунул свой окровавленный язык мне в рот! Господи! Я не хочу умирать! У этой твари СПИД! Господи!

Упав на колени рядом со своей дубинкой, Перси заскулил. Барри повернул голову в сторону камеры Сайлента и увидел такое довольное лицо, словно Грэм только что посетил Спа-салон.

Вытянув губы бантиком, Сайлент сказал:

– Ты классно целуешься, малыш Даги. Будь я геем, обязательно бы за тобой приударил. У меня почти привстал. Смотри! – Грэм указал себе на пах.

Подобно обиженной школьнице Даг Перси подобрал дубинку и побежал вниз по лестничному пролету. Пеппер был уверен, что ближайшие сутки для Дага стали одними из самых нервных. Барри знал, что у Сайлента нет СПИДа. Он читал его медицинскую карту. А раз Перси так испугался, что тут же отпросился с работы и пулей помчался сдавать анализы, значит, Даг не ознакомился с личным делом Грэма Сайлента, как того следовало сделать по регламенту. Так к чему раньше времени снимать груз с его сердца? Пускай понервничает.

Вспомнив тот инцидент, Барри отошел от камеры Сайлента на шаг. Так или иначе, терпеть этого человека осталось всего несколько часов. Завтра утром приедет конвой и отвезет психа туда, откуда он уже никогда не вернется.

– Грэм, утром тебя казнят, – сказал Барри. – А ты даже не попросил последний ужин. Или разговор со священником.

Сайлент отошел к задней стене, взялся руками за металлические прутья на окне у себя над головой и начал поднимать перед собой ноги, прорабатывая мышцы пресса.

– У меня гипогевзия, – ответил Грэм. – Я не чувствую вкуса. Вся жратва как мыло. И как ты понял, – Сайлент сделал очередной мах ногами, – в данный момент я не голоден.

– А священник? – спросил Пеппер. – Неужели даже перед смертью тебе не хочется облегчить душу?

Грэм закончил упражнения. Опустился на ноги. Подойдя ближе к решетке, махнул головой, убрав с лица вспотевшую прядь волос.

– Не знаю, рассказывал ли вам кто, но священники любят растлевать малолетних детей. Серьезно. Я видел в кино. Вдруг ко мне в камеру придет один из таких? Я не смогу сосредоточиться на своих мыслях, если постоянно буду представлять этого старика со спущенными трусами, перед которым плачет ни в чем не повинное дитя. Да покарает кара божья всех этих подонков в рясе…

Барри понял, что говорить с психопатом совершенно бесполезно. У такого человека, как Грэм Сайлент, нет ни совести, ни чести, ни души. Он настоящий безумец, которого невозможно испугать или сломить.

– Прощай, Грэм, – сказал Барри, продолжив свой путь по одинокому металлическому коридору.

– До встречи… – донесся насмешливый голос Грэма Сайлента за спиной.