То, что оставалось, пожирала коммуналка, и в итоге Гале оставались «вши». Вот эти «вши» она проедала и еще умудрялась купить обновку и недорогой крем для лица – не превращаться же в тридцать с небольшим хвостиком в старуху-оборванку! Мама с тетей Зиной привозили из села продукты – тогда огород тети Зины еще был настоящим украинским огородом, с кукурузкой, подсолнухом, картошечкой, огурчиками и тыквой, а не европейской лужайкой.
Время, когда продукты не только в холодильнике, а и в шкафах закончились, не заставило себя ждать, и на сильно голодный желудок Галка обнаружила, что ей нравится написанное – редактор она или нет?! Она удовлетворенно хмыкнула – неужели она раскопала-таки в себе писательский талант, о котором говорила еще учительница литературы? Прищурившись на экран компьютера, она дала себе слово довести текст до ума. Пока доводила, мама с тетей Зиной умчались в льготный санаторий по неожиданно подвернувшимся путевкам от сельского головы, так что о дарах сада-огорода можно было тихо мечтать.
Ленка не только одолжила необходимую сумму, но и приволокла торбу с продуктами.
– Сдается мне, ты действительно сошла с ума, – сказала подружка таким тоном, что Галка бросилась ее обнимать.
– Да, сошла! – Она чмокнула Ленку в пухлую щеку, радуясь родственной душе.
Мама тоже родственная душа, но Галка ни ее, ни тетку не поставила в известность о писательских завихрениях в голове. Пусть они спокойно живут, пусть мама набирается сил, ей надо Вадима дождаться.
– И что будем делать? – Ленка сдвинула густые нещипаные брови, придававшие ее лицу детскую наивность.
– Сначала раздевайся, – Галя помогла ей стащить дождевик с плеч, метнулась в ванну, стряхнула и повесила на веревку. Быстренько вернулась в коридор – Ленка еще пыхтела, как паровоз, наклонилась и вытащила тапки из гардеробной, потому как подружке наклоняться сложно, уж очень она полненькая, да и давление скачет. Пока Ленка приводила себя в порядок, Галя перетащила торбу в кухню.
– Ты там ничего не трогай, а то прольешь. – Подружка вошла в кухню, быстро закатала рукава вязаной кофты, такая же кофта есть у Гали, подарок тети Зои – вязание тоже входило в японский курс, – и распахнула дверь холодильника. Пару секунд она разглядывала пластиковую тарелку с жалкими остатками соевого соуса, покрутила носом, захлопнула дверь и нежным материнским голосом поинтересовалась, когда та ела последний раз.
– Вчера, – Галка прикусила ноготь указательного пальца и скосила глаза, – вечером… Нет, – подняла глаза к потолку, – ночью тоже ела… доела мюсли.
Ленка тяжко вздохнула и опустилась на табуретку:
– Галинка, ну, что ты делаешь? Зачем вот так с собой, а? Ты же отлично знаешь, чем это может закончиться.
Галка отлично знала, о чем говорит Лена – стоит ей перетрудиться или понервничать, как температура раз – и подскакивает. Еще герпес может обсыпать губы, почки могут заныть и дефект суставной сумки крестцового позвонка может заявить о себе нестерпимой болью. Но не об этом она сейчас думала, не это главное – главное, среди голода и безденежья ей хорошо! Она посмотрела на подружку и скорчила смешную рожицу – скосила глаза к переносице, надула щеки, а нижнюю челюсть задвинула назад. Рожицы они еще в школе корчили, когда тройки получали или нагоняй. Чтоб приободриться.
– Галочка, – подружка положила руку поверх ее руки, – пожалуйста, не нужно, так нельзя. Ты просто не выдержишь.
– Да я не такое выдерживала, – Галя растянула рот в улыбке.
– Ага… знаем… Кстати, улыбка у тебя какая-то кривая, – фыркнула Ленка и отвернулась к кофеварке, – кофий у тебя есть?
– Есть, – Галя недовольно скривилась – она уже столько его напилась, что пару дней ни видеть, ни нюхать не могла. Но по-прежнему пила – жить-то надо.
Лена снова смерила подружку вопросительно-недовольным взглядом и поджала губы.
– Ты давно на себя в зеркало смотрела?
Галя отрицательно мотнула головой:
– Не хочу я никуда смотреть, – она сотворила на лице невинное выражение, – не ругай меня. Понимаешь, я не знаю, что это, но, когда пишу, я будто ловлю что-то ускользающее, что-то очень дорогое, настоящее. То, что не удержала… Впервые за эти годы я счастлива, честное слово. Я не помню, когда вот так себя чувствовала, – она запнулась и остановила на подружке немигающий взгляд. – Понимаешь, у меня такое ощущение, что вот-вот все встанет на свои места, все прояснится.
Лена прищурилась.
– Что прояснится?
– Не знаю, – Галка пожала плечами, – но скоро узнаю. Скоро я во всем разберусь, нужно только записывать.
– Записывать? – Лена вытаращилась на подружку. – Что записывать?
Подходящие слова никак на ум не приходили.
– Ну… – в желудке образовалась пустота, и стало немножко не по себе, потому как Ленка смотрела на нее как никогда пристально, будто высматривала в ней что-то подозрительное. – Ну… это… я тебе говорила. Я это… сны записываю, – она шумно глотнула. – Благодаря этому я учусь на все смотреть под другим углом, – Галя запнулась и уставилась на подругу, как кот, нагло нашкодивший прямо перед носом хозяйки.
Ленка скосила взгляд и почесала взъерошенный затылок:
– Под другим углом, говоришь? – она наклонилась к торбе. – Борщ с салом и чесноком будешь?
С того дня пошло-поехало… Чтобы освоить довольно хитрое искусство доведения текста до ума, Галка упражнялась на статьях о том, как сохранить молодость и красоту, и чтоб это были не нудные статейки, а веселые и остроумные. Дело плевое – ройся в книжках, в Интернете, добавляй собственный опыт, болтовню с подружками и строчи себе… Получилось тридцать связанных между собой статеек. Галка перечитала, насмеялась вдоволь, подправила и две статьи отослала в женский интернет-журнал, особенно не веря в успех, а наутро едва не потеряла дар речи: в ящике лежал ответ с предложением о сотрудничестве и стоимостью тысячи знаков. Мол, коль цена устраивает, давайте, пишите, мы рубрику сделаем. Стоимость такая, что перестанешь себя уважать – в два раза меньше, чем расценки на работе, но согласилась – руку набить страсть как хотелось, и лишние деньги не мешали. Вернее, лишних денег не бывает.
– А ты Андрею скажи, пусть часть долга на себя возьмет, – взывала к справедливости Ленка, – в долге этом, как ни крути, он виноват.
Галя с подругой соглашалась, но говорить об этом с братом, да еще в таком ключе, не станет. Никогда не станет. Спасибо, что он маме помогает, могло быть гораздо хуже – уж слишком глубоко в нем засела обида на маму, обида за то, что она не спросила у него, тогда семилетнего, хочет ли он покидать папочку,