Джокер медленно, но с давлением, гладит Макензи по спине, часто запутываясь в ее холодных кудрявых волосах. Она продолжает крепко сжимать в кулаках его куртку, но уже не хочет убежать.

– Пойдем домой, – говорит он ей тихо, чтобы не испугать. – Займемся чем-нибудь интересным.

Макензи медленно ведет головой в сторону, словно протестуя.

– Ко мне? Бабушка как раз взялась что-то печь, – что было неправдой, но она печет каждый раз, когда приходят гости.

Теперь Макензи соглашается.

Он наступает на нее, и девушка механически делает шаг назад. Два года назад Джокер ходил на занятия по бальным танцам, а прошлым летом научил ее танцевать вальс. Он решил, что сейчас подходящее время вспомнить этот легкий танец, волны задавали ему ритм, Макензи даже улыбнулась.

Джокер отпустил ее, когда убедился, что рядом нет никаких признаков океана. Макензи все равно не выпустила его руку, сжимая его пальцы своими – тонкими и холодными.

Старушка восседала на своем обычном месте на кухне и вязала что-то красными нитками. Увидев гостью, она недовольно чмокнула и принялась делать бисквитное тесто.

Сделав вид, что не заметил недовольства, Джокер поднялся с Макензи наверх.

– Можно я помогу тебе с уроками? – попросил он, понимая, что отставать от школьной программы нельзя, остров не оправдание.

Макензи вынула тетради и кинула их на незастеленную кровать. Джокер помог ей снять плащ и снова запутался в ее локонах. Потом они вместе сели на кровать, и он сделал все ее домашнее задание, пока она рисовала что-то в скетчбуке – лист за листом, штрих за штрихом, лицо было спокойным и сосредоточенным.

Снизу донесся крик миссис Коллинз, чтобы они спускались к чаю. Они уселись за столом в неловкой тишине.

– Ну, как твои дела, крошка? – с нежностью змеи спрашивает бабушка Макензи.

Девочка кивает ей, чуть не давясь горячим чаем.

– А я тебя помню еще вот такой, – она показывает какое-то до смешного маленькое расстояние между пальцами, – ты была вся холодная, когда тебя нашли. Это я тебя нашла там, когда сквозь завывание шторма услышала детский крик…

– Ба, не начинай…

Старый дом скрипит даже без ветра, в окнах пусто, кроме одного – кухонного. В тумане город быстро покрывается тьмой, но признаков шторма еще нет. Арлен слушает задушевный разговор мистера и миссис Кирван.

На минуту он впадает в ярость, его лицо искажает боль – почему у Макензи двое родителей, а у него ни одного. Зачем они ей, почему этим двоим повезло так сильно. Почему же его родителей забрал океан – отец утонул еще до его рождения, а потом и мать бросилась с обрыва на скалы в воде, когда ему только исполнилось тринадцать. Пусть он и не был особо привязан к ней, она всегда была будто уже под ледяными волнами, не с ним, но это не значит, что он не хотел родителей, таких, как семья Кирван, например. Они растят дочь, которая не говорит, не пытаются при этом ее контролировать. Уже темно, и где ее носит? Арлен судорожно вспоминает, зачем он здесь. Его невеселые мысли отступают, и он присаживается на кривые ступени дома.

Вскоре его взгляд вылавливает желтый плащ-дождевик из тумана. Он встает, и только сейчас задумывается, как объяснить свое присутствие здесь. А следом за Макензи Кирван вырастает из тьмы ее друг с Большой земли. Коллинз, кажется.

Несмотря на неловкость сложившейся ситуации, она улыбается Арлену и машет рукой. Коллинз кивает ему, когда они подходят.

– Привет, – наконец выдавливает из себя Арлен. – Я просто хотел спросить домашнее задание. То есть сделала ли ты его. Я совсем не понял алгебру…

Макензи Кирван достает из сумки тетрадь и тычет пальцем в название.

– Да, точно, геометрию.

Коллинз подозрительно на него смотрит, сунув руки в карманы штанов. Он шмыгает носом, и Арлену хочется сказать ему, что нечего здесь делать людям с Большой земли, остров выбирает себе сильных людей. Пытаясь сказать это взглядом, Арлен не сразу понимает, что Макензи отдает ему в руки тетрадь. Потом открывает ее и показывает сделанные задания, они написаны точно не ею, буквы аккуратные и мелкие. Закрывает и снова протягивает ему.

– О да, спасибо, – говорит Арлен и неохотно берет ее тетрадь.

Макензи проходит мимо Арлена, за ней Коллинз, они скрываются за дверью дома. Отлично, теперь ему придется переписывать это дурацкое задание.

Арлен бросает последний взгляд на дом, где зажигаются окна, звучит теплый смех и стучит дерево, когда к столу придвигаются стулья. Он же уходит к холодным влажным камням, навстречу надвигающемуся шторму. Обеспокоенные чайки кричат его имя с утесов.

Доски безумно скрипят под вновь разбушевавшимся ветром, дом слегка покачивается. Так он убаюкивает своих жителей уже пять лет, но стоит крепко. Джокер подкинул поленья в потрескивающий огонь, и Макензи выпроводила его домой, пока не началась буря. Она совсем не хотела, чтобы он снова всю ночь переживал за нее.

Когда он не очень радостный все же ушел, она забралась к себе в комнату и битый час думала, что происходит.

Зачем Арлен заходил?

Они никогда раньше тесно не общались, у них не было сегодня алгебры, на геометрию он не ходит.

Он хотел что-то сказать ей?

Выглядел он растерянно.

Он передумал?

Ему помешал Джокер?

Ветер хлестал по окнам, пытаясь пробиться к теплу и все заморозить, за полночь началась гроза. Макензи не заметила, как уснула под звуки стекающей по стеклам воды.

Он определенно выдал себя. Только стоя ночью на маяке, он вспомнил, что он не изучает ни алгебру, ни геометрию. Макензи Кирван не могла этого не заметить.

Он соврал ей, даже не продумав свою ложь. Теперь она будет остерегаться его, с лжецами не дружат. Особенно если ты не в силах спросить правду.

Но Арлен не может ее упустить так просто.

Всю ночь, ныряя в холодные волны, он продумывал шаг за шагом путь к доверию Макензи Кирван. Она рисует и молчит – все, что Арлен о ней знает…

– Привет.