— Ты с ним разговаривала?

— Нет, — поджала губы я. — И не собираюсь.

— Девочка моя, — покачала головой Яга, в ее глазах явственно было видно неодобрение.

— А что нового он мне может сказать? — выступила собственным адвокатом я.

— Всякие обстоятельства бывают в жизни… Он, конечно, заслужил весь твой гнев, но неужели…

— Ты что, думаешь, у Грача недостаточно было времени объяснить мне все? — перебила ее я. — Хоть какие придумай обстоятельства, а мы не первый день знакомы, так что… К тому же он прекрасно знал, что у меня… что я…

Я опять хлюпнула носом и замолкла. Будь проклят этот Грач! И гормоны тоже.

— Ну-ну, Маргоша, — погладила по спине меня Яга. — Ты всегда была категоричной, девочка. Не скажу, что это работает в плюс, но судить не возьмусь. Каждый волен решать, как ему поступить, если тебе так легче…

— Я просто не могу его сейчас видеть, — призналась женщине. — Боюсь, что сломаюсь окончательно. А у меня ведь Бодька… Мне нельзя.

И тут прозвучал дверной звонок. Резко, требовательно, пронзительно.

Мы с Ядвигой переглянулись.

— Мне открыть? — спросила она.

Я прекрасно знала, кто же мог быть этим непрошеным ночным гостем. Слишком быстро Грач понял причину, почему не получалось мне дозвониться, я надеялась хоть на небольшую передышку.

— Просто отключи сигнал изнутри, чтобы не мешал нам заснуть, — сказала я. — А я пойду уложить сына.

— Вряд ли он так просто уйдет. Еще всех соседей перебудит или что-то вытворит…

— Ладно, — тяжело вздохнула я и устремилась в коридор.

Первым делом отключила звонок, а потом… Я просто приложила ладонь к двери, как услышала глухой голос Грача.

— Марго? Я знаю, что ты там. Открой мне, Птичка, — попросил мужчина. — Нам нужно поговорить. Я все объясню.

И как только узнал, что я слушаю?

— Уходи, Грач, — еле выдавила из себя я, горло сжало спазмом.

Сердце заходилось от боли, но я не могла позволить себе расклеиться. В спальне меня ждал сын, и ему нужно было почитать сказку, а не стать свидетелем материнской истерики.

— Черта с два! — крикнул он, эхо прокатилось по подъезду. — Ты даже не хочешь меня выслушать! Марина ничего для меня не значит, это просто…

— Мне все равно.

Все они говорят эти известные банальности: ты все не так поняла, она для меня ничего не значит, я все объясню — и прочую чушь.

Можно подумать, если вдруг представить черное в белой обертке, то оно автоматически перестанет быть черным. Откуда у мужчин появляется такая наивность? Наверное, оттуда, где женщины черпают веру в эту откровенную ложь.

— Я тебе не верю, — послышалось от Грача. — Я-а… люблю тебя, Птичка.

У меня сердце замерло, а потом заколотилось как бешеное.

Это признание подарило бы мне крылья еще день назад, а сейчас… было поздно.

— Жене это скажи, Грач. Мне твоя любовь ни к чему. Я к тебе абсолютно ничего не чувствую.

— Открой и посмотри мне в глаза, когда будешь говорить это! — прорычал мужчина, хорошенько двинув кулаком в дверь.

— Уходи, Грач. Или я вызываю полицию, — не знаю, откуда у меня взялись эти стальные нотки в голосе, но они оказались как нельзя кстати.

— Вызывай! Надо будет, я и на коврике заночую, но мы поговорим.

Мне нужно было вернуть себя обратно. Слишком много власти надо мной Грач получил. Слишком серьезно мог теперь навредить. Слишком я стала от него зависима.

Я больше не хочу оказаться на дне той пропасти, где уже побывала однажды. Второй раз я точно не выживу.

— Дима, уйди, пожалуйста, — попросила его я после короткой паузы. — Ты пугаешь Богдана.

— Пацан не спит? — тут же отозвался Грач. — Хорошо, прости, я… не подумал. Тогда включи телефон, поговорим хоть так.

— Нет. Мне нужно время, чтобы побыть наедине с собой. Дай мне его.

— И потом мы все обсудим? — не уступал мужчина.

— Да, — соврала я. — А сейчас уходи.

— Спокойной ночи, Птичка.

Больше я его не слушала, прошла прямиком в спальню к сыну.

Свернувшись калачиком, Бодька мирно спал, обняв любимую книгу о лошадке. Сын бредил этими животными, мечтал стать ветеринаром. Кто из родителей серьезно относится к мечтам своих чад в столь юном возрасте? Вот и я не придавала этому заявлению особого значения, но потакала желаниям Богдана все-все знать о лошадях.

Положив книгу на стол, я укрыла малыша одеялом и присела рядышком. Не смогла отказать себе в удовольствии перебрать руками его золотые волосы. Яркий голубоглазый блондин, с теми же милыми ямочками на щеках и желтыми лучиками на радужке, как у отца.

Ничего от меня не взял, к сожалению. Оставалось надеяться, что характер будет моим.

Я положила ладонь на низ живота. Совсем плоский еще, без малейшего намека на интересное положение. Этого ребенка я не ждала, но ведь и Богдан оказался тем еще сюрпризом…

Мне совершенно не хотелось даже мысленно возвращаться в прошлое, но воспоминания поглотили и окунули в пучину памяти.

* * *

Семь лет назад

— Селезнева! Долго ты копаться там будешь?

— Не хмурься, Васька, — рассмеялась я. — Иначе морщины появятся.

— А мне лицом все равно работать не придется, — совершенно не испугалась моя лучшая университетская подруга. — Скорее ногами.

И она с грацией пантеры тут же продемонстрировала боковое равновесие. Платье девушки при этом задралось до неприличия, обнажив трусики, отчего парни сразу же заулюлюкали. Посыпались пошлые шуточки…

Только Ваську это не смутило. Отпустив ногу, она показала одногруппникам известный жест, выставив средние пальцы, и мило улыбнулась. Парни скривились, отвернулись, кое-кто даже сплюнул от досады, но с Роговой связываться никто не захотел.

— Ты неисправима, — покачала головой я.

— И вот даже не собираюсь меняться, — заверила Васька, собирая свои ярко-рыжие кудри в небрежный пучок. — Забирай давай свою сумку и пошевеливайся, а то я состарюсь скорее, чем мы дойдем до «Чоко-локо».

— Голодная женщина — страшная женщина, особенно если она ты, — заметила я, догоняя подругу на выходе из зала.

— Смейся, смейся, Ритка, а я, между прочим, уже вторую неделю на диете перед выпускным экзаменом. Если Хорек мне опять посмеет сказать, что у меня слишком толстая задница для танцев, то я за себя не ручаюсь.

— Хорек это каждой второй талдычит, — отмахнулась я. — Забей.

— Тебе не понять, Ритка. К твоей фигуре ни один препод за все годы учебы претензий не имел, — сказала Васька. — Прямо куколка ведь, а жрешь за десятерых.

— Зависть — плохое чувство, — хмыкнула я.

— Да я скоро завою и проглочу холодильник, — скуксилась Васька. — Целиком. Мне котлеты уже третью ночь подряд снятся!

— Так, может, не пойдем в «Чоко»? — предложила я. — Лучше в столовку? Там хоть ароматы выпечки соблазнять не будут.

— И не кофе, а настоящие помои, — поморщилась подруга. — Нет уж, я сильная, я выдержу. К тому же без кофе я на танцах нашего «синего чулка» Морковиной просто усну и дам позорного храпака. Она мне это припомнит на экзаменах.

— Ну ладно, как скажешь, — не стала спорить я.

На улице ярко светило солнышко, пели птички и было