2 страница из 17
Тема
железный, и врожденная величавость под стать характеру, ну и ум с мудростью к ним прилагающиеся. Да еще и многолетняя работа на руководящей идеологической должности… И, как результат – соответственная манера держать себя с непоколебимой уверенностью в своей правоте.

О! Бабушкина уверенность в своей правоте – это особая тема: если Эльвира Аркадьевна посчитала, что права (а считает она так в девяноста процентах из ста), то практически без шансов переубедить ее и заставить принять иную точку зрения. Правда, следует честно сказать: если бабушка Эля убеждается, что все же ошибалась, она всегда признает свою ошибку и непременно извинится, хотя надо признать и то, что ошибается Эльвира Аркадьевна, к сожалению, крайне редко.

Что не отменяет сложившегося в странную привычку способа общения между Эльвирой Аркадьевной и Софьей – бабушка доминирует в своей неистребимой манере руководить и непоколебимой уверенности в правоте и правильности принятых ею решений, ну а Софья якобы противостоит ее мнимому диктату с элементами автократии и навязыванию своего мнения.

Так и живут, каждая отыгрывая ставшие привычными для них роли.

Может, от испытанного облегчения после того, как Вадим заверил, что с отцом и братом все в порядке, или от досады на бабушку за то, что напугала, вызвав под предлогом какой-то возникшей ужасной проблемы, связанной с папой, завелась Софья недовольством и ворчит про себя на бабку. Впрочем, как показывает практика, чтобы раздражиться на Эльвиру Аркадьевну и брюзжать про себя в ее адрес, Софье особого повода не требовалось – достаточно поговорить по телефону или встретиться.

– Здравствуй, Софья, – поздоровалась плоским, нейтральным тоном бабушка.

– Здравствуйте, Эльвира Аркадьевна, – ответила в тон ей Соня.

– Вот как? Не бабушка, а по имени-отчеству, – приподняв показательно-осуждающе одну бровку, попеняла ей хозяйка дома. – Недовольна, значит, и откровенно хамишь.

– Ты сказала, что возникла какая-то глобальная неприятность, связанная с отцом, и отказалась сообщать по телефону подробности, кроме того единственного факта, что он жив, – напомнила Соня и, не удержавшись, все-таки попрекнула: – Ты хоть понимаешь, что́ я передумала, пока сюда ехала?

– Столь скупая информативность вызвана необходимостью, – туманно-неопределенно пояснила бабушка.

– Чистой воды шантаж, – дала определение оглашенному бабушкой поводу для вызова Соня.

– Да, – только и сказала Эльвира Аркадьевна, соглашаясь с внучкой. И предложила, плавно-продуманно поведя рукой приглашающим хозяйским жестом: – Проходи в дом, я скоро все объясню.

Спорить с принявшей решение бабушкой было так же бесполезно, как добиваться диалога с одной из колонн портика, возле которых она стояла. Если та отказалась объяснять на ходу, можно быть на сто пудов уверенным, что делать она этого не станет, хоть тут что произойди: реальный конец света в виде пушистого арктического зверька или какие-нибудь «белые в городе».

Хотя «белые в городе» – это, пожалуй, самая бабушкина тема…

Но спорить Соня, собственно, и не собиралась – зачем? Не ее история зазря себе нервы дергать и вступать в заранее бесполезные препирательства ради самих разговоров и прокачивания эмоций.

– Оп-па! – не удержалась от восклицания Софья, пройдя через дверь из большой уютной прихожей в малую гостиную («комнату ожидания приема», как называл это помещение папа) и увидев собравшихся.

Вот чего она точно никак не могла ожидать и даже близко предположить, так это увидеть столько народа в большой полукруглой комнате. Ну, не совсем народа, а все-таки родни – от близкой до дальней, местами и вовсе лишь номинальной, – но таки представителей их многочисленного семейства, стоявших или сидевших на банкетках и креслах, расставленных вдоль стен у кофейных столиков гостевого холла. Все что-то жарко обсуждали и шумно переговаривались.

– Сонечка Пална!!! – разнесся громкий, восторженный девичий визг, и откуда-то сбоку стремительно выскочила и ринулась к Софье ее младшая сестрица Дарья. Подлетела, обняла-обхватила и повисла на шее.

– Я тоже очень рада тебя видеть, – не удержавшись, она обняла Дашку и разулыбалась.

– Я соскучилась ужасно! – орала, тормошила и расцеловывала Соню в щеки Дашка. – Круто, что ты приехала!

– Все, Даш, отпусти меня, – попыталась освободиться из ее захвата Софья, не любившая проявлений столь ярких эмоций и нарочито показательных, чрезмерных чувств.

– Все, все! – подняв руки сдающимся жестом, расхохоталась Дашка. – Не мучаю, не зажимаю, не обнимаю!

Дашка никогда не обижалась на Сонину природную сдержанность, отстраненность и холодность в проявлении чувств. Во-первых, потому что принимала такой, какая она есть, а во-вторых, потому что нисколько не сомневалась и совершенно точно знала, как сильно и глубоко любит ее старшая сестрица.

– Мама, что происходит? – недовольным тоном с легкой ноткой капризности вечного престарелого дитяти потребовал ответа у вошедшей в гостиную следом за Софьей Элеоноры Аркадьевны сын, он же дядя Сони и Дарьи. – Зачем ты нас здесь всех собрала?

– Терпение, Алексей, – холодно, как раздухарившегося мальчугана, одернула сына Эльвира. – Скоро я все объясню.

– Объясни сейчас, – поддержав брата, предложила Глафира. – Все недоумевают и нервничают.

– Да, Эльвира Аркадьевна, – поддакнул жене дядя Леня, – хотелось бы уточнить формат этой неожиданной встречи.

– Поразительно, как тебе удалось их собрать? – подивилась Софья, быстренько пересчитав и идентифицировав родню, которую в таком составе собрать вообще было нереально. По крайней мере, на памяти Сони такое случилось впервые.

– Подкуп, шантаж, игра на слабостях, привязанностях и тайных страстях, разжигание любопытства, – с явно читаемой, совсем чуть-чуть, ноткой гордости в голосе объяснила бабушка.

– Класс! – от души восхитилась Софья и повторила: – Вот просто класс! Все как ты любишь.

– Благодарю, – сдержанно приняла похвалу внучки Эльвира Аркадьевна, произведя даже не кивок, а легкий намек на оный.

– Нет, ну на самом деле, Эльвира Аркадьевна, это уже несерьезно, честное слово. Зачем мы все здесь собрались и чего ждем? – раздражался Владимир. – Лене нельзя нервничать, ей необходимо гулять на воздухе и больше лежать, отдыхать. – Он кинул быстрый взгляд на жену и продолжил выкатывать претензию: – А вместо этого вы напугали нас каким-то ужасным происшествием, которое отказались объяснять по телефону, и мы помчались сюда, в Октябрьское. Объясните уже, в конце концов, что случилось?

– Мы ждем еще одного человека, который с минуты на минуту присоединится к нам, – в своей любимой манере отвечать на вопрос сообщила та, чуть повысив тон: – Сейчас Людмила Аристарховна и девочки накрывают в столовой к чаю, будут поданы легкие закуски и сладости.

– Как у вас тут куртуазненько, однако, – съехидничал дядя Валя.

Судя по блестящим глазам, слегка раскрасневшимся щекам и умеренно задиристому настроению, дядюшка успел уже где-то «поправить прицел», втихаря закинувшись для уравновешивания нервов «живительным полтинничком», а то и доброй соточкой коньячку, ибо уважал только этот напиток.

– Прямо «Дворянское гнездо»: «кушать подано, извольте к столу-с», – хохотнул он вдогонку своей сомнительной остроте.

Дядюшка Валя с большим скепсисом относился ко всему тому политесу и жизненному устою-укладу с закосом под дворянскую жизнь, что обустроила в усадьбе железной хозяйской рукой бабушка Эльвира. И всякий раз, когда оказывался в гостях, не забывал продемонстрировать пролетарскую недобрую иронию.

Добавить цитату