Альбина окинула его оценивающим взглядом и кокетливо улыбнулась:
– А вы крыс не боитесь?
– Я боюсь только не сдать работу в срок. А из крыс я в Кандагаре шашлык делал.
– Врет и не краснеет! – шепнул Федор парням.
– А вдруг не врет? – Кир сделал страшные глаза. – Тогда диагноз «пуля в голове» объясняет его задвиги.
Друзья уткнулись в пол, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не рассмеяться, а Михалыч напоследок порадовал:
– Сейчас товарищ Никодим проводит вас в столовую. План на сегодня: все собирают оборудование, расселяются, и можете даже сходить в деревню. Там есть магазин и даже пивнушка. – Он поднял палец вверх, привлекая внимание, выдержал паузу и предупредил: – Но не увлекайтесь! Помните – быстрее отснимемся, быстрее вернемся в цивилизацию! Кстати, там есть клуб, и, насколько мне известно, сегодня там какая-то культурная программа.
От такого заявления народ и думать забыл о прежних обидах и радостно загудел.
– Вот же, Гадов, выкрутился! – Петр почесал подбородок. – А я думал уже сегодня обратно в город поедем.
– Еда будет, кровать тоже, даже деревенский магазин в нашем распоряжении, а может, и красивые доярочки… – Макс мечтательно закатил глаза. – Мне здесь уже нравится!
День покатился дальше примерно так, как его и предсказал Михалыч. Сперва народ накормили обалденно вкусной гречневой кашей с молоком, затем каждый получил сверток, состоящий из ватного матраса, постельного белья, подушки и одеяла. После, когда комнаты более или менее стали выглядеть по-человечески, все принялись доставать из коробок оборудование и готовиться к первому дню съемок.
Федор управился первым. Камера в чехле, тренога – что еще нужно для дешевого документального фильма? Посмотрев на мучения друзей – Макса, заряжающего батарейку к осветительным приборам; Петра, пытающегося на коленке состряпать план-сценарий; Кирилла, настраивающего микрофоны портативной студии, – Федя решил не путаться под ногами, вызывая приступ здоровой зависти, и вышел за дверь.
Пройдя по коридору, он вслушался в шаги, эхом отражающиеся от каменных стен, и даже невольно поежился: интересно, сколько лет этому монастырю? Сто? Двести? Сколько тайн было погребено в этих стенах? Сколько людей здесь перебывало?
– О! Разгильдяев! – Позади хлопнула дверь. Федя поморщился, услышав довольный голос режиссера. Недаром в их съемочной группе ходит верная примета: если Михалыч счастливый – жди беды! – А ты что тут слоняешься?
Федор усмехнулся, нехотя оборачиваясь. Озадачить, что ли, товарища? Почему в слове «слоняться» корень «слон», а означает оно «ходить без дела»? Такие веселые шарады любила загадывать мама, пока он еще жил дома.
– Не знаю, Вить, наверное, слон во мне проснулся.
Михалыч тут же помрачнел и направился к нему:
– Ты чего, паразит, опять водку пьянствуешь? Уже заговариваться начал. Или чего растительного употребил?
– Вить, ты ел их гречку? – Не-е-ет, если идиот, это надолго!
– Ну? – окончательно впал в ступор режиссер. – И че?
– А то, что с такой едой никаких допингов не требуется! – Федор развернулся и уже хотел сбежать по лестнице, но дотошный Михалыч решил его без напутствия не отпускать, видимо, чтобы показать, кто в доме хозяин.
– Ты себя самым умным тут не считай! Если делать нечего, сходи на кухню и принеси мне чай с бутербродами. Да побыстрее!
– А чего тут считать, если так оно и есть на самом деле? – тихо буркнул Федя и вытянулся во фрунт под подозрительным взглядом начальника. – Есть, мой генерал! Я могу идти?
– И желательно бегом! – рявкнул Михалыч и бросил ему вслед: – Тупорогов!
Да хоть Горшков, лишь бы не в печку!
Федор спустился в холл монастыря, подсвеченный только тусклыми лампами, подозрительно покосился на серую ткань, ниспадающую с потолка до пола там, где по идее должен быть ход в разрушенное крыло, подошел к двери столовой, где они обедали, и заглянул внутрь.
– Эй? – Никого! Как будто все вымерли. Может, на кухне кто есть? – Мне бы чаю…
Подождав для верности несколько секунд, он пересек быстрым шагом столовую, или, как тут ее называли, трапезную, и толкнулся плечом в неприметную дверь кухни. Если честно, он не ждал, что она откроется, но дверца, скрипнув, с неохотой приоткрылась. Федор заглянул и даже присвистнул: здоровенная русская печка с открытой заслонкой, рядом два холодильника, напротив длинный стол и обычная электрическая плита. Мельком оглядев стоявшие вдоль дальней стены шкафы с всевозможными кастрюлями и банками с крупами, Федя наконец-то заметил на верхней полке ярко-оранжевую упаковку со слоником и надписью «Индийский чай». Подставить табурет и сдернуть желанную добычу было делом одной секунды. Вот только вместе с упаковкой заварки на пол шлепнулась толстенная книга.
Подобрав, Федор положил упаковку чая на стол и бережно поднял книгу. Тяжелая! Обтянута потемневшей кожей. Желтые от времени страницы. Текст написан чернилами.
В голове тут же зароились мысли. Раритет! Сколько же такая будет стоить, если ее отвезти в антикварную лавку? Или, может, сразу в музей?
– Эй, мирянин, тебе чаво тут нужно? – Добродушный бас, внезапно раздавшийся позади, заставил Федора вздрогнуть и поспешно обернуться. В дверях стоял монах: коренастый бородач с пронзительно синими глазами, которые внезапно потемнели, когда тот увидел в руках Федора книгу. – А енту вещь положь! И трогать не моги! Потому как ценная она весьма. Для дома нашего и для смотрителя.
– Да я чай искал… а тут книга упала. Я только хотел ее назад положить, – непонятно с чего вдруг принялся оправдываться Федя, но книгу из рук не выпустил.
– Чай? – Монах тяжело протопал к плите, щелкнул переключателем и бухнул на нее здоровенный чайник. – Сейчас заварю. А книгу отдай!
– А что это за книга? – Вместо того чтобы торжественно вручить книгу в протянутую руку детинушки, Федя отступил и небрежно перелистнул несколько страниц. – Наверное, псалмы ваши? Сами придумывали?
Монаха аж перекосило:
– Не трожь, тебе говорят! Еще порвешь! Книга-то бесценная!
– Значит, псалмы! – Федя пробежал глазами строчки. – Как вы ее читаете? Половина чернил стерлась, и еще завитушки какие-то…
– Кому надо, тому понятно! – Бородач наконец-то сцапал книгу, смерил Федора мрачным взглядом и буркнул: – Эта книга написана в конце девятнадцатого века генералом Русаловым.
– Ух ты! – Парень посмотрел на раритет уже совсем другим взглядом. – А чего пишет?
– Всего помаленьку! – отрезал монах. Хотел было положить книгу на верхнюю полку шкафа, где, собственно, Федя ее и нашел, но посмотрел на любопытного гостя и сунул ее себе под мышку. – Жди, покуда чайник не скипит. Потом туда брось три ложки заварки и пользуй! А еще раз увижу, что суешь свой нос куда не надо – оторву!
Федя проводил взглядом грозного монаха. Ну и ладно!
Усевшись на стул, он стал ждать, когда вскипит чайник.
Вскоре дверь в кухню приоткрылась, и на пороге появился Кирилл. Увидев друга, он расплылся в улыбке.
– Так и знал, что ты тут! Заходил Пальцапупа, обозвал всех Лентяевыми и сообщил, что только Романов пользу обществу приносит.
– Ну да! Чай ему кипячу, – фыркнул Федор и поманил Кирилла. – Я тут, пока общественно полезной работой занимался, раритет один надыбал. Рукопись прошлого века. Как тебе?
– Да ладно?! – восхитился тот. – Так это же… А если ее в Москву привезти?
– Мои мысли читаешь! – усмехнулся Федор и помрачнел. – Только ее монах один забрал. Бугай такой. Не видел?
– Не. Монастырь как вымер! Только мы вместо привидений. – Кир оглядел кухню. – А ничего так у них. Жить можно. Слушай, а я подумал, может, сходим на разведку?