На экране мобильного мигало сообщение от Мирона. В обычный день Харон бы сначала закончил запланированные дела, а уже потом открыл сообщение. Но сегодняшний день несколько выбивался из череды стабильных однообразных дней, и Харон снова изменил собственным принципам.
Мирон перебросил ему фотографии писем. Одного – официального, написанного на немецком, второго чуть менее официального – на русском. Из комментариев к фотографиям следовало, что письма Мирон нашел в сейфе своей бабушки вместе с ошейником Темного пса. Ошейник он забрал себе, а письма сфотографировал и переправил Харону для ознакомления. Харон ознакомился. Письма служили еще одним доказательством исключительной важности не только самого ошейника, но и семьи Мирона, выбранной неким господином Сандпайпером в качестве хранителей реликвии.
С семьей Мирона все было более или менее понятно: мальчишка происходил от Дмитрия Куликова, того самого юного партизана, участвовавшего в зачистке Гремучего ручья от вампиров во время войны. С родословной Людмилы тоже все ясно. Девочка… Девочка у них вообще уникальная, из тех самых Бартане, след которых, казалось, затерялся в веках. Про себя Харон мог сказать лишь то, что в некотором смысле он тоже уникален, хоть и не имеет родословной, достойной того, чтобы ей посвятили страницу в геральдической книге. Оставалось понять, какая сила собрала их всех в Гремучей лощине. И для чего собрала.
Если довериться интуиции и добытым Мироном письмам, сила имела вполне конкретное имя – Сандпайпер. Именно его рукой водила судьба, когда писала те самые письма. Стал ли этот загадочный человек причиной появления в Гремучей лощине Леры, Харон не знал, но чувствовал, что вампиры появились в усадьбе неспроста. Как и Темный пес. История выходит на новый виток. Может так статься, что очень кровавый и очень интересный виток. И он, Харон, непременно хочет оказаться в самом центре того торнадо, в которое закручиваются их судьбы.
Мирон позвонил ближе к вечеру. Голос его был бодр, сам он был полон решимости творить добро и глупости.
– Читал? – спросил он, не тратя время на приветствия.
– Читал.
– И что скажешь?
– Твою семью выбрали хранителями древнего артефакта.
– Ошейника?
– По всей вероятности.
– И что мне с этими новостями прикажешь делать? – Мирон не спрашивал, Мирон по своей старой привычке рассуждал вслух. Харон не мешал, молча слушал. – Я все понимаю: я реаниматолог, но как мне реанимировать мертвую собаку?
– Темного пса, поправил Харон. Все в его мире обязано иметь правильное определение. – Ты должен реанимировать Темного пса.
– А в том письме, которое на немецком, случайно не написано, как это сделать? – В голосе Мирона послышалась надежда.
– В том письме, насколько я понимаю, одна лишь юридическая рутина.
– И никаких инструкций?
– Никаких.
– Ладно. – Чувствовалось, что особого инсайта от него Мирон не ждал, а потому не особо расстроился. – Буду думать. Может быть, еще разок попытаюсь поговорить с нашим дружком из преисподней.
– С Темным псом, – терпеливо поправил его Харон. – Мне кажется, для начала нам нужно попытаться узнать, где покоится его тело.
– По покойникам у нас ты спец, я только по реанимационным мероприятиям. Ты куда сейчас, на работу?
Это был глупый вопрос. Вся жизнь Харона была подчиненна не только строгому порядку, но и работе, которую он смело мог считать любимой.
– Да, – сказал он после небольшой неодобрительной паузы.
– А я в усадьбу. Буду присматривать за Лерой, пока не придумаю, как реанимировать…
– …Темного пса. – Харон не дал ему договорить, предвосхитил, так сказать. – Я буду на связи, Мирон. Ты можешь звонить мне в любое время.
– Спасибо за разрешение. – Харон был почти уверен, что Мирон отвесил ему шутовской поклон. Угораздило же его в свое время связаться с таким несерьезным человеком.
– Пожалуйста, Мирон, – ответил он и отключился.
По пути в контору Харон несколько раз порывался позвонить Людмиле, но всякий раз откладывал мобильник в сторону. Наверняка, Людмила уже в курсе всего случившегося, позвонила Мирону, выяснила подробности. Почему не позвонила ему самому? Наверное, потому, что понимала, насколько он занятой человек, не хотела отвлекать от дел. Это было правильно и разумно, но Харона тревожило какое-то смутное, доселе неведомое ему чувство. Он не мог дать этому чувству верное определение, но, наверное, у обычных людей это называлось обидой. Ему было обидно, что ради выяснения подробностей Людмила позвонила не ему, а Мирону.
В конторе было спокойно. Волна живых клиентов схлынула сразу после полудня, а мертвые отличались завидным долготерпением. За то Харон их и уважал. Да и не было сейчас в конторе никого, кто требовал бы немедленного внимания. Подходящий к своему завершению день выдался бесплодным для тех, кто находится в услужении у самой смерти. Редкий, надо сказать, день! Самое время заняться любимым делом, поработать над масками.
Работа не шла. Пальцы не чувствовали рельеф и фактуру, гипс застывал то слишком рано, то слишком поздно, сосредоточиться никак не получалось. Наверно, поэтому Харон почти обрадовался, когда зазвонил телефон. Если это Мирон со своими глупостями, он примет любое приглашение, поддержит любую дурацкую инициативу. Лишь бы избавиться от этого неприятного чувства собственной никчемности. Если это Людмила, он… Харон на мгновение задумался, а потом мотнул головой. Если это Людмила, он пригласит ее в ресторан. У него даже есть повод. Взгляд Харона скользнул с мобильного на стоящую на рабочем столе картонную коробку. В коробке были купленные онлайн туфли. Перед заказом Харон пытался консультироваться с продавцами, которые давали совершенно противоречивые рекомендации по выбору. В итоге Харон решил положиться на собственный вкус и ценник. Ценник был высокий, а вкусу своему он доверял куда больше, чем сомнительным рекомендациям незнакомых людей.
Звонил Семен Михайлович, управляющий рестораном. И это было удивительно, потому что сей почтенный муж никогда не беспокоил Харона во время работы. Он и сейчас, прежде чем перейти к сути, долго и витиевато извинялся. Он извинялся, а в душе Харона росла тревога.
– Что случилось? – спросил он, возможно, излишне резко, потому что в трубке на какое-то время воцарилась растерянная тишина. – Семен Михайлович, чем я могу вам помочь? – добавил он уже мягче.
– Полагаю, помощь нужна не мне. – Кажется, управляющий воспрял и ободрился. – Наше заведение, – голос его преисполнился гордостью, – посетила ваша знакомая. С ней была подруга. Я провел дам к вашему персональному столику, их обслужили по высшему разряду, я…
– Стоп, – сказал Харон, – обрывая поток велеречивости. – Какая знакомая? С какой подругой?
– Та знакомая, ради которой вы велели достать «Шато Фонтёниль» 1990 года. – В голосе Семена Михайловича теперь слышалось неодобрение пополам с благоговением.
Значит, приглашать Людмилу в ресторан не придется, она уже там. И не с ним, а с какой-то подругой. То чувство, которое Харон идентифицировал как обиду, снова дало о себе знать.
– А подругу я видел впервые, – продолжил Семен Михайлович. – Но, вероятно, вы узнаете ее по описанию. Роскошная блондинка, такая, знаете ли, породистая. Одета дорого, но манеры… – управляющий перешел на шепот. – Она заказала водку. Пила ее, не закусывая, и, что удивительно, совершенно не пьянея! Я еще подумал, что репутация той усадьбы сильно переоценена, если у них такие постояльцы.
– Какой усадьбы? – Когда Харон в какой-нибудь книге читал, как у героя остановилось сердце, то расценивал этот оборот речи как до крайности неудачный и не соответствующий действительности, но внезапно его собственное сердце перестало биться.
– Гремучий ручей. Я не хотел подслушивать, понял это из их беседы. Дама отдыхает в том странном заведении, что открылось в Гремучей лощине.
– Они еще в ресторане? – Харон посмотрел сначала на наручные часы, а потом в окно. За окном сгущалась тьма.
– Совсем недавно уехали.
– Не сказали, куда?
– Я не уверен… Не могу знать. Тут возникла проблема… – Семен Михайлович сделал драматическую паузу, и сердце Харона снова остановилось.
– Какая проблема? – спросил, вставая из-за стола.
– Она, ваша знакомая, забыла в нашем заведении свой телефон. Я слишком поздно его заметил, хотел вернуть, но дамы уже отбыли.
Значит, дамы отбыли, а Людмила забыла телефон.
– Дамы уехали на такси? – спросил он, отпирая замок.
– Нет, на машине.
– Цвет?
– Желтый. Кажется, желтый, но я не уверен. Смеркалось.
Смеркалось… А Людмила уехала на своей желтой машине с какой-то женщиной из Гремучей лощины. И описание, данное Семеном Михайловичем, совпадает с описанием Мирона. Астра, первородная тварь, не смогла добраться до Леры и Мирона, поэтому переключилась на Людмилу. А он, Харон, допустил непростительную оплошность: оставил Людмилу одну, без присмотра. Куда они могли уехать? Варианта было всего два. Первый – квартира Людмилы. Второй – Гремучая лощина. Будь Харон азартным человеком, он бы поставил на второй вариант.