— Я познакомился с одной девчонкой, и хотел напроситься в гости. Тут недалеко, думал, дойду без экипировки. Пошел, и сбился с пути. И про отбой начисто вылетело, уж извините.
— Молодец, что не соврал, — неожиданно похвалила Яна Борисовна. — Хорошая, наверное, девчонка. Деревенская, что ли?
— Деревенская, — рассеянно ответил Леша. — Обещали друг другу. Некрасиво получится. Жалко.
А тем временем…На трухлявой, отсыревшей кровати лежал человек. Он бездумно пялился в потолок, уходящий в прогнившую крышу и видел воображаемые звезды сквозь узкие прорехи в древесине. В последние дни он слишком часто думал, становясь угрюмее и молчаливее, чем обычно. В хижине тревоги и печали обращались в целебное благоговение. Не надо притворяться и прикидываться ради людей, которые по чистому недоразумению именуются «друзьями». Друзья — не те люди, с которыми ты вынужден делить кров. Друзья могут жить за сотни километров, но быть ближе, чем те, кто находится рядом 24 часа в сутки. Из настоящих и достойных остался один человек — сестра. Он уже и в самых отважных фантазиях не помышлял о том, что в жизни появится новый друг. Здесь, вдалеке от шумных глупых подростков, разговоров ни о чем, орущих громкоговорителей, указаний вожатых, звяканья столовых приборов тишина приобретала свой особый, сакральный смысл для умеющих видеть прекрасное в простом.
Он поднялся с кровати и подошел к столу, на котором стояла картонная коробка, сморщенная от влаги. Коробка, раньше доверху забитая всякими ненужными причиндалами, а теперь наполовину пустая, еще недавно стояла в хоздворе среди множества близнецов, наполненных дребеденью. Обычно коробки стояли на площадке за столовой, уткнувшись картонными лицами в мусорные баки. Раз в неделю приезжала большая безликая машина, железной рукой вытряхивала требуху из баков, затем из машины выпрыгивал мужчина в форме и собирал мусор. Двери лязгали, машина с грохотом уносилась прочь за ворота.
Выжившая коробка обрела новое предназначение: хранить вещи. Здесь всего у всех было навалом. Никто не замечал пропажи, будь то обыкновенная картонка или дорогая одежда. Они привыкли заменять одно другим и требовать лучшего взамен. Они привыкли не мелочиться и не расстраиваться по пустякам. Они просто звонили родителям и ставили перед фактом.
Ему звонить некому. Новый друг страдал от той же проблемы. У них не было никого, кроме друг друга.
— Тебе еще принести? — мягко спросил он, кивнув на содержимое коробки.
Болезненно худая девушка провела костлявой рукой по его коже и слегка прикоснулась холодными подушечками пальцев к его — теплым. Невинность прикосновений зашкаливала. Он по ошибке принял их за умышленную игру и поцеловал девушку в худую щеку. Девушка невольно отстранилась.
— Пора тебе идти. Хватятся ведь.
— Ни за что. Я останусь с тобой до утра.
Девушка отвернулась и, не скрывая раздражения, ответила:
— Когда надобно будет — позову. Не ходи попусту, чего зря беду навлекать.
Он покорно вздохнул, прикинул в уме, как проложить маршрут по закоулкам мрачного леса и, обняв друга на прощание, вышел на опушку. Там обернулся на памятник позапрошлому столетию и помахал серебристо-белому огоньку, мелькающему в окошке хижины. Огонек подмигнул, с тихим свистом ухнул в глубины дома и пропал, оставив задумчивого парня в окружении глухого, беспросветного забора. Дисплей телефона недвусмысленно намекал о предстоящей выволочке за самовольные похождения в позднее время. Первый нагоняй в жизни! Надо когда-то начинать, в конце концов. Он всегда был пай-мальчиком. Сначала школа рисования. Вазоны с поеденной мошками геранью и непременные синие шторы, убийственно удручающие. Борьба с мольбертом велась до последней крови, до последнего штриха мелкой подписи, криво поставленной в нижнем углу. Д.
Д тряслась, кренилась, выдавала неопытность. Опыт и разочарование пришли со временем. Кисточки сломаны надвое, мольберт — в слоях пыли, изнывает от жары и ссыхается от морозов на балконе. Краски давно как камни.
После неудачи на художественном поприще в дом приехала нарядно сверкающая скрипка. С музицированием дела обстояли лучше. Скрипачу предрекали большую сцену и полные залы, но затем случилась проблема с деньгами, и будущее само собой померкло. Он не понимал, почему люди, которые были рядом вдруг отвернулись и захлопнули двери перед носом. Сестра говорила, что в современном мире человечность обесценилась. «У тебя талант, у них возможности». Он сидел в обнимку с перелатанной скрипкой в пустой московской квартире и ждал, что придет кто-нибудь и скажет:
— Дерзай, ты сможешь.
Раньше, помнил он, мама, теплая и уютная, в белом банном халате, заходила в детскую, гладила сына по русым, непослушным пушистым волосам и тихо, но очень уверенно произносила:
— Ты у меня самый лучший.
В голосе звенели стальные нотки непоколебимости. Он страшно удивлялся, откуда в доброй домашней маме столько бесстрашия и веры. Она говорила очень ласково и нежно. Из маминых уст лилась тихая мелодия, одно слово плавно перекатывалось в начало другого, сливаясь в убаюкивающую песенку. Мамина рука водила по мягким русым волосам, пахнущим детским шампунем, легонько касалась маленького ушка, и опускалась на пухлую щечку. Бархат маминой кожи и едва уловимый аромат, исходящий от кончиков ее пальцев и ногтей часто мерещился ему. Он шел за призрачным благоуханием, вдыхал полной грудью аромат, упокоившийся много лет назад вместе с мамой и растворялся в родном запахе. Запахе изящных диковинных цветов, распускающихся в сказочных долинах, сладковато-свежем запахе пробуждающейся на листьях росы, одаренной улыбкой ласкового солнышка. Он шел за призраком ушедших лет, надежд, оставленных в детстве с вечерним стаканом молока и конфетах под подушкой. Он упорно продвигался за шлейфом, тянущимся из мира мертвых и ничуть не боялся возможности сокрыться в чужом мире. Мир живой суматохи давил на него и утомлял. Там будет лучше, верил он. Там есть мама и теперь будет Малина.
Глава 5
Право
— Как Вы думаете, что по праву принадлежит человеку, а что нет?
Яна Борисовна отвела усталый взгляд от окна, прикрытого атласными шторами в милые наивные розочки. Здесь каждый вожатый сам выбирал комнату по планировке и милым безделушкам или, наоборот, спартанской строгости. Ребята недавно смеялись в столовой, воображая хоромы физрука. Вместо круглого миниатюрного будильника, как у Яны Борисовны на тумбочке, — воинский свисток или же