— Ждала кого-то другого? — Антон нагло ввинтился в темноту, разбитую бликами прикроватных бра. Пахло апельсинами и лаком для волос. Смесь цитрусовых и спирта витала в тяжелом воздухе, приторная пряность щекотала ноздри и вызывала непреодолимое желание чихнуть. Антон рассерженно распахнул стеклопакет и грубо сказал:
— Убийственно воняет.
— Я не звала тебя, — отбрила Яна, увернувшись от испепеляющего взгляда. — И не держу. Уходи, пока твоя подружка не прибежала жаловаться на гадкую жизнь.
— Какая еще подружка? В отличие от тебя, я не ищу связей там, где надолго не задержусь.
— А Настя Янтарева?
— Что — Настя?
— Трясется за ваши тупые тушки. Куда ты опять влез, Антон? Я пообещала Герберту Карловичу вернуть тебя домой в целости и сохранности.
— Верх благородства, — проворчал Антон и ослабил воротник строгой рубашки, американский подарок отца.
Пуговицы не поддавались непослушным пальцам и коварно сжимали тощую шею, сдавливая выступающую вену. Антон с неукротимой злостью потянул воротничок и дернул изо всех сил. Пуговички звонко тренькнули и прыгнули на пол. Скок-скок, убегая от горе-хозяина в надежное убежище под кроватью.
— Зараза какая, — прошипел Антон. — Из-за твоей болтовни всё…
Пространство между кроватью и полом по-хозяйски приютило потерю. Антон пошарил по пыльному линолеуму, чертыхнулся и глянул на красную полоску выключателя. О его страсти поползут слухи… Шанс один на миллион, но никогда нельзя пренебрегать появлением свидетеля, замученного бессонницей, дежурного воспитателя или компании ностальгирующих вожатых. Иногда они не спали по ночам, собираясь на вечера гитары у Арнольда.
Поиск пуговиц вынужденно откладывался до наступления рассвета. Антон собирался покинуть комнату на заре алого знамени и ни минутой дольше не оставаться с Яной. Она ждала, натягивая халатик на худенькие угловатые коленки. Стойкое молчание выводило из себя. Нутро выворачивало от едкой злости и бессилия. Яна настойчиво цокнула языком и указала на полузакрытую дверь, отличную приманку для поиска новой работы.
— Не хочешь повернуть ключ?
— Зачем? Ты вроде ожидала Настю? — фыркнул Антон и уселся на кровать, призывно раскинув ноги. На подушку и одеяло словно вывернули тару с лаком для волос: до того запах обжигал слизистую. Антон похлопал по кровати и без стеснения быть уличенным в пошлости, сказал:
— Иди сюда.
Щелкнула щеколда.
Воздух, без того горячий, накалился до критической отметки. Это было невозможно. Неосуществимо. И необратимо. Яна смотрела на Антона сквозь призму подростковых воспоминаний. Когда-то Антон при ней играл с радиоуправляемым джипом, подаренным его отцом. Машина отлично слушалась толкового водителя, именно поэтому путалась под ногами у Яны, тогда еще шестнадцатилетней абитуриентки педагогического вуза, учительницы младших классов в розовых мечтах.
— Жаль, я никогда не смогу у тебя преподавать, — говорила Яна Антону. — К тому времени, как я закончу вуз, ты пойдешь в одиннадцатый класс.
— Ты была бы классной учительницей, моей любимой, — огорчался Антон. Затем всё как-то переменилось.
Марго, сестра Антона, переехала на новую квартиру, оставив младшего брата и родного отца лишь звуками в телефонной мембране. Яна постепенно уходила из жизни. Она бы и ушла по-английски, если бы не трагедия в семье Келлеров.
— А, впрочем, хорошо, что ты ладишь с Настей, — задумчиво сказал Антон, окунаясь в плюшевые подушки. — Ты бы приглядела за ней и неуловимыми мстителями — мне жутко мешает их неумная прыть.
— Куда — вы — влезли? — четко выговаривая слова, повторила Яна.
— Янтарева с Артемьевым переквалифицировались в охотников за привидениями. — Антон вздохнул. — Фух, жара.
Яна боязливо проследила за незамысловатыми телодвижениями: Антон последовательно расстегнул пуговицы, одну за другой, одаряя вожатую бликами зрачков, по-джентельменски снял пиджак и повесил одежду на спинку стула, наощупь расправив плечики.
— Мозги работают у Демьяненко и, как ни странно, Ширяевой. Остальные с высунутыми язычками колбасятся под приказы Артемьева.
— Ясно, — бесчувственно сказала Яна, — К выпускному определятся, что им больше по душе — дуб или сосна. И ты не отставай, напиши себе сентиментальную эпитафию, эгоист.
— Мы в одной упряжке, — хохотнул Антон. — Не будешь корчить наседку — мой отец не проспонсирует лечение твоей мамочки.
Яна фыркнула и отошла от порога:
— Ну и ну…Герберт Карлович — великий человек, и пригрел за пазухой настырное чудовище.
— Чудовищам не поют любовные дифирамбы, — ухмыльнулся Антон. — Ладно, отставим околичности. Я пришел по делу.
— Десять минут — и на выход.
— Я хочу воскресить Марго.
— Что?! — вскрикнула Яна. Антон притянул девушку и ловко зажал ее рот ладонью.
— Тише-тише…
Яна упала на подушку, вжалась в плюш и надрывно зашептала:
— Тронулся, да? Воскрешение?! Это безумие!
— Возможно, милая, возможно. Я продумал канву, но мне нужна твоя помощь.
— Нет! Бред какой-то! Удивительно, как настолько бестолковая и жестокая идея родилась у фаната Франкенштейна!
— Не сравнивай Марго с монстром.
— Я не… Господи, Антон.
— Поможешь?
— Гоооосподи!
— Господь слеп перед справедливостью — Марго должна жить. Это справедливо.
Яна открыла тумбочку, вино — налила полкружки и залпом выпила. Фарфоровое донышко ударилось о столешницу. Яна рухнула рядом с Антоном и закрыла лицо локтями.
— Хорошо. Хорошо, я помогу при условии.
— Проси, что хочешь.
— Ты бросаешь Янтареву и возвращаешься ко мне.
Антон нервно засмеялся.
— Двойка по логике, Яна Борисовна.
Яна вырвалась из плюшевого гнезда и зло зашипела:
— Два за наблюдательность, Антон Гербертович. Янтарева бесхребетная мышь, которая боится обидеть даже вазон с геранью. Я месяц терплю ее влюбленный бубнеж про Артемьева!
Две пары зеленых глаз встретились.
Антон подумал, что Яна лидирует в списке чудовищ, пригретых подмышкой Герберта Карловича.
Где та робкая девчонка в синем пальто? Студентка с рыжими невинными хвостиками и милыми веснушками. Она так волновалась перед экзаменами… Сидела на кухне и бормотала: «Я не сдам, я не сдам, я не сдам».
— Радуйся — у тебя хотя бы психология, — фыркала Марго. — Мне еще хуже. Завтра опять двояк по актерскому мастерству влепят. Что этому преподу надо — квартиру на него переписать, натурой ему сдать, акции папиной компании продать?! Что ему надо, Яна?!
Яна ничего не отвечала. Марго была умнее, главнее и во всем поспевала первой. Психология не прошла даром. Для Герберта Карловича Яна стала дочерью, для Марго — сестрой, для Антона — поводом установить замок в его спальне. Не ровен час — заскочит кто за бумагами или болтовней.
Засов давно не запирали — не до того, да и незачем. Герберт Карлович раз в месяц стабильно катался по загранице и временно осел дома в 20х числах января: то следователи дернут, то ритуальщики, то компаньоны. Потрясения падали на седую голову, как пепел на Помпеи — перебои в сердечном ритме, головокружения, скачки давления. Ну, а что вы хотите? 70 — не 18, чай не мальчик. Вам бы оставить магнатов с их нефтяными проблемами, попить вот эти таблетки и побыть на диете, да рядышком с детьми — от задушевных бесед о детях у Герберта Карловича случался гипертонический криз. Командировки отца сменялись санаториями. Скорбь Антона — соблазнами. Любовные настроения Яны — претензиями. И Антон без сожаления сбросил обузу с плеч.
Где та робкая студентка в