— Бессовестная! О подруге подумай!
Тетрадь моментально закрывалась и пряталась под майку. Однако носить жар влюбленности в раскаленной груди было сильнее морали, нравственности, чести. Сильнее возможностей шестнадцатилетней девушки, никогда не любившей прежде. Настя раскрывала тетрадь и читала первое попавшееся стихотворение.
«Когда-нибудь мы будем вместе,
Когда-нибудь я вдруг проснусь,
И мы с тобою наконец-то
Забудем всю печаль и грусть».
— Ужасно, — предательски нашептывал внутренний голос. — Выбрось, сожги, растопчи пепел!
— Ужасно, — соглашалась Настя с внутренним голосом.
Не так давно Настя, убедившись, что все мирно посапывают в кроватях, потрусила на «вожатский» этаж. Шастать по ночам в этом отделении корпуса — смерти подобно. Но опутанный чарами любви разум оказался сильнее инстинкта самосохранения. Настя влетела в комнату к Яне Борисовне и сходу выпалила:
— Мне так нужен ваш совет!
От воспоминаний бросило в жар и холод одновременно. На счастье, Матвей остановился у мшистого края дороги и подсунул Жанне какую-то баночку с раствором цвета ультрамарин.
— Орбит! Заряжает мятной свежестью!
— Фу!!! — очнувшись, завопила Жанна и отмахнулась от «полоскашки». — Мерзость какая, убери гадость сейчас же!
— Олеся думает так же, — печально заметил Матвей. — Как тебя угораздило свалиться?
— Не помню я, — сварливо сказала Жанна. — Отстань и убери эту синюю отраву, наконец!
А во время ужина, когда столики практически опустели, и ребята ушли готовиться к предстоящей дискотеке, Жанна испуганно спросила:
— Что произошло? Как я очутилась в лесу с тобой и Давыдовым?
Настя закашлялась от изумления и чуть не выронила столовую вилку.
— Деревня, бабка…Неужели не помнишь?
— Деревня? — скривилась Жанна, и все сразу стало на свои места: не помнит. Ничегошеньки. — Мы поссорились с Лешей, чтоб ему кисло стало, из-за придуманной хижины. Потом — хлоп! — я в лесу, надо мной Давыдов с дихлофосом.
В воображении судорожно встрепенулись ресницы, заклеенные гноем, и подмигнул по-свойски глаз, заклейменный белесым пятном. Ледяные змеи ужаса и отвращения проползли по позвоночнику. Неужели я схожу с ума?
***— Она была здесь, я точно помню! — гневно сказала Настя и нетерпеливо изучила монотонный пейзаж, преследовавший предполагаемый путь к паранормальной деревне. Почему так? Сто раз увидишь инопланетян, а в сто первый приведешь друзей полюбоваться зрелищем — а пришельцы улетели на свою далекую планету за сто миллиардов световых лет. Хотя, с инопланетянами, Настя, знамо дело, переборщила. Здравый смысл и понимание происходящего немного ослабли после вчерашнего, но не улетучились. На смену их потерянной части пришла дерзкая пытливость. Упрямая злость. Ноги ныли от двухчасового блуждания по лесу, да и ребята подгоняли издевательскими шуточками: «Ты что, пьяная была?» или «Ну, под мухоморами еще не то привидится!».
От отчаяния Настя рванула вперед, и сама не заметила, как очутилась на широкой тропе, окруженной реденьким леском. Ребята неразборчиво кричали позади, и среди потока воскликов Настя вычленила два имени «Матвей» и «Олеся». Матвей и Олеся отказались идти. Они часто оставались вместе вопреки тому, что Олеся именовала Матвея ошибкой цивилизации. Некоторые не умеют выражать любовь по-другому. Наверное, это неправильно, но откуда бы Насте знать.
Пройдя сквозь редкий лесок и кое-как миновав густые заросли, ребята вышли на открытую полянку, где Настю первый раз в жизни посетило дежа-вю: обзор немного закрывали невысокие деревянные ворота, на которых красовалась надпись, явно выведенная детской рукой «Зеленая поляна». Но за воротами и тянущимся вдаль забором с неровными и острыми зубцами, проглядывали небольшие однотипные домики, старые, наполовину сгнившие и полуразваленные. От них веяло духом заблудших и потерянных жизней, забытых слов, улыбок, песен и костров. Когда-то здесь кипела бурная жизнь, уже навеки стертая с лица земли и оставившая после себя лишь пустоту, вечное молчание и едва различимый шум покачивающихся от ветра деревьев. Не пели петухи, не кричали дети, не стирали белье толстые бабы и не орали в спортивном азарте мужики. Эти звуки навсегда были похоронены под толщей заброшенных вещей.
Почему здесь остановилась жизнь?
Дома, раскиданные, как игральные кости, по всей деревне, молча хранили свои истории, никому не нужные и не интересные.
Однако Настю так и тянуло зайти в один из этих домиков и окунуться в омут чужих воспоминаний. Отворив скрипучую калитку, девушка ступила на жесткую, высокую траву, то и дело норовившую поранить острыми, как лезвие, упруго натянутыми стеблями.
— Черт! — воскликнула Настя и резко дернула ногой: что-то довольно сильно царапнуло ее, и по ноге заструилась алая кровь, мигом осевшая на светлых носочках.
— Что случилось? — забеспокоился Антон.
— Не ходи сюда, здесь что-то колючее, — предупредила Настя, но Антон не послушался и, приминая траву, пошел прямо в заросли.
— Идите сюда, — подозвал парень и быстро потрусил по песчаной тропинке. Леша и Жанна, переглянувшись, побрели следом. Эта тропинка была нескончаемой. Она заворачивала за разваленные дома, огибала их, выводила ребят то к крохотному прудику, больше похожему на большую лужу, то к черной от копоти печке, сиротливо стоявшей среди обломков когда-то уютного и крепкого дома.
Дорожка выписывала настолько невероятные пируэты, что вскоре ребята и вовсе запутались, с какой стороны пришли. Одинаковые домишки еще больше сбивали с толку и Насте начало казаться, что тропинка ведет кругами.
Едва эта мысль проскочила в Настиной голове, Леша внезапно замер, словно врезался в невидимую стену, и пробормотал:
— Гляньте, ребята. У меня обман зрения или это кладбище?
— Жуть-то какая, — содрогнулась Жанна. — Не хочу здесь оставаться, кажется, что кто-то ходит по пятам и преследует.
— Хорош придуриваться, — раздраженно сказал Леша. — Еще скажи, что веришь в привидения. Или вы с Настей на пару поганками объелись?
— Нельзя верить в то, что не видел сам, но и отрицать тоже нельзя — переиначила Жанна Настины слова, но Леша и тут нашел повод для придирки.
— Таким образом можно усомниться в радио и еще многих вещах. Еще скажи, что по ночам мертвецы встают из могил и охотятся за мозгами.
Настя перестала слушать ссоры друзей и зашла на территорию кладбища, огороженного лишь формальными границами. Оно было сплошь заполонено подобиями крестов, трухлявых и скособоченных. Каждой могиле принадлежал свой камень — обыкновенный булыжник с нацарапанными на нем, едва различимыми именами и фамилиями, датами рождения и смерти. Некоторые надписи стерлись, и их владельцы теперь навеки почили в бозе, безропотные и безымянные.
Среди огромного множества могил Настя заприметила всего одну. Аккуратную и ухоженную. Справа в землю воткнули два белых георгина. Земля притоптана, а на соседних участках лежит неряшливыми кучками. Кроме того, к надгробию вела узенькая, залосненная подошвами, дорожка. Кто-то исходил километры от могилы до… До чего? Откуда, добросовестно отдавая дань памяти, ходит скорбящий? Деревня заброшена, да и лес простирается на километры. Настя присела